Но движение крестьянства, раздробленного, рассеянного, политически едва выходящего из средневековья, не совпадало, по ритму своему, с движением пролетариата, который мобилизовался несравненно быстрее. Широкий размах крестьянского движения начинается лишь с осени 1905 и тянется до лета 1906 года, при чем наибольший, хотя все еще недостаточный подъем крестьянства достигается тогда, когда натиск пролетариата уже отбит. Армия отображает крестьянство в казарме, но состоит из наборов, предшествовавших революции. И вот, о крестьянскую армию, еще не прошедшую школы крестьянских аграрных движений, разбивается рабочий класс. 1905 год не заключал еще в себе - как мы сказали бы теперь - политической "смычки" между городом и деревней, между пролетариатом, крестьянством и вышедшей из крестьянства армией. Но необходимость революционной смычки уже остро чувствовалась массами - не только пролетарскими, но и крестьянскими. Поистине замечательно, что деревня 1905 - 1906 годов называла революцию не иначе как забастовкой... Мы уже забыли об этом: прошло немало годов, и каждый из них оставил в нашей памяти немало рубцов. Но этот факт надо припомнить, ибо он глубоко знаменателен. Крестьяне говорили: "мы забастовали помещичий скот, мы забастовали помещичий хлеб, мы забастовали помещичью землю", а в иных случаях выражались и так: "мы забастовали помещика". Последнее означало, что крестьяне, применяя "собственным средствием" красный террор, вывели ближайшего врага в расход. Этим словоупотреблением крестьянство ярко знаменовало свою политическую зависимость от рабочего руководства. И если все же не произошло и не могло произойти надлежащей смычки сразу, при первом подъеме революции, так это потому, что массы учатся не по книгам, и революции совершаются не по плану. В основе понимания лежит опыт, а в основе опыта - действие. Именно тем прежде всего велик 1905 год, что он впервые поставил все вопросы нашего развития не на бумаге, а в гигантских революционных столкновениях; что он все социальные противоречия показал в их взаимодействии; что он все классы сопоставил и противопоставил друг другу, взвесив их на весах революции. В этой борьбе пролетарский авангард нашел свой путь, - на этом опыте окончательно сложился большевизм. После того как был арестован Петербургский Совет; после того как Семеновский полк разгромил пролетарскую Москву, и Дубасов снова оказался хозяином города; после того как началась расправа по линиям железных дорог, - аграрные волнения, хотя бы численно и возросшие, не могли уже опрокинуть царизм. Здесь причина поражения. Но было ли это поражение полным? Нет. Как 17 октября 1905 года мы говорили, что победы еще нет, а есть полупобеда, так в конце декабря 1905 года мы говорили, что поражения нет, а есть полупоражение: царизм удержался, но это был надломленный царизм. Правда, в эпоху реакции он еще бросал наглые вызовы народу. Столыпин, наиболее "великолепный" из представителей третье-июньской монархии*107, кричал в Думе: "не запугаете!". Однако, пришло время - и запугали (аплодисменты), запугали - насмерть. (Аплодисменты.) Третьеиюньский царизм, вышедший из боев 1905 года, еще очень и очень храбрился, но в позвоночнике его крепко сидела пуля со штемпелем, с клеймом: "Красная Пресня 1905 года". (Аплодисменты.) И эта полупобедоносная, полупобежденная революция 1905 года потрясла основы старого общества в Европе и Азии. Об этом тоже надо напомнить в двадцатую годовщину. Народы Австрии из рук петербургских и московских рабочих получили тогда всеобщее избирательное право: Габсбургская монархия*108 дрогнула перед революционной забастовкой. В Германии социал-демократия, уже тогда разъедаемая оппортунизмом, под давлением рабочих масс оказалась вынужденной официально включить в число мер борьбы всеобщую политическую стачку, и если вожди лицемерили, то молодое поколение немецких рабочих брало оружие всеобщей стачки всерьез, и на этом, на уроках 1905 года, воспитались кадры будущих спартаковцев*109. Во Франции непосредственно под влиянием могучих боев 1905 года родился революционный синдикализм*110, который подготовил почву для нынешней коммунистической партии. В Англии мы были за тот же период свидетелями могущественных стачек, которые расшатали старые консервативные трэд-юнионы и явились первым предзнаменованием тех гигантских гражданских боев, которым Англия идет навстречу. В Азии, которая охватывает большую половину человечества и которая совсем недавно казалась материком вечного застоя, 1905 год вызвал три революции: в Персии, в Турции, в Китае*111. Нет, 1905 год не прошел бесследно в истории человечества. Он не прошел бы бесследно даже и в том случае, если б из него не родился 1917 год. Но непосредственной своей задачи - разгрома самодержавия, уничтожения крепостничества - наша первая революция не разрешила. Сам пролетариат только в декабре 1905 года понял по-настоящему, что значит революция, что значит борьба за власть, - уразумел до конца, с каким неистовством, с какой беспощадностью имущие классы отстаивают и будут отстаивать свое господство. Слова Маркса о том, что революция обращает оружие критики в критику оружием были по-настоящему усвоены авангардом рабочего класса лишь после октябрьского манифеста, когда реакция стала переходить в контр-наступление. Мне вспоминаются в связи с этим две сцены из жизни Петербургского Совета того времени.
|