Юра велъ дневникъ нашего перехода, безъ дневника мы совсемъ сбились бы со счета времени. И вотъ: прошло восемь дней и десять и двенадцать -- все тотъ же перепутанный сухими ветвями буреломъ на вершинахъ хребтовъ, все те же болота, озера и протоки... Мысль о томъ, что мы запутались, все назойливее и назойливее лезла въ голову. Сильно сбиться съ направления мы не могли. Но мы могли завернуть на северъ, въ обходъ Поросозера, и тогда, значитъ, мы идемъ приблизительно параллельно границе, которая въ этомъ месте заворачиваетъ на северо западъ... И тогда мы рискуемъ очень неприятными встречами... Утешалъ нашъ огромный запасъ продовольствия: съ такимъ запасомъ мы долго еще могли идти, не страшась голода. Утешало и оптимистическое настроение Юры, которое портилось разве только подъ очень сильнымъ дождемъ и то, когда этотъ дождь лилъ ночью... Мы все продолжали идти по пустыне, лишь два раза натолкнувшись на близость населенныхъ пунктовъ и одинъ разъ натолкнувшись на пунктъ уже ненаселенный... Нашъ дневной привалъ мы провели на берегу совсемъ очаровательнаго озера, въ камышахъ. Отойдя съ привала, мы увидели на берегу озера развалившиеся деревянные мостки и привязанную къ этимъ мосткамъ полузатонувшую и полуистлевшую лодку. Въ лодке были весла -- какъ будто кто-то бросилъ ее только вчера... Никакихъ путныхъ теорий мы на этотъ счетъ изобрести не смогли. И вотъ въ пяти минутахъ ходьбы отъ озера, продираясь сквозь чащу молодого кустарника, березокъ и прочаго, я натолкнулся лицомъ къ лицу на какую-то бревенчатую стену. Стена оказалась избой. Мы обошли ее кругомъ. Изба еще стояла прочно, но все кругомъ заросло буйной лесной порослью. Вошли въ дверь. Изба была пуста, на полкахъ стояли какие-то горшки. Все было покрыто пылью и плесенью, сквозь щели пола проросла трава. Отъ избы веяло сыростью и могилой. Мы вышли обратно. Оказалось, что изба эта не одна. Въ несколькихъ десяткахъ метровъ, надъ зеленью поросли, виднелись еще полдесятка крышъ. Я сказалъ Юре, что это, повидимому, раскулаченная деревня. Юра подалъ советъ обойти ее -- можетъ быть, найдемъ что-нибудь вроде оружия. Мы прошли по избамъ, такимъ же запустелымъ, какъ и первая. Въ нихъ не было ничего, кроме заплесневелыхъ горшковъ, переломанной деревенской мебели, полусгнившихъ остатковъ одежды и {475} постелей. Въ одной избе мы, правда, нашли человеческий скелетъ, и это отбило всякую охоту къ дальнейшимъ поискамъ... Подавленные и несколько растерянные, мы вышли изъ этой заново отвоеванной лесомъ деревни... Метрахъ въ ста отъ нея подымался гранитный обрывъ хребта, на который намъ предстояло взбираться. Пошли вдоль обрыва въ поискахъ наиболее подходящаго места для подъема. У подножья обрыва стлались каменныя розсыпи, на которыхъ даже травка не росла -- только чахлый карельский мохъ покрывалъ камни своимъ серо-зеленымъ узоромъ. Юра шелъ впереди. Какъ-то неожиданно онъ сталъ, какъ вкопанный, и тихо выругался. У подножья обрыва лежала куча костей, среди которыхъ скалили свои зубы восемь человеческихъ череповъ. -- А вотъ тебе и следы отъ пуль, -- сказалъ Юра. На высоте человеческой головы въ скале было около десятка глубокихъ щербинъ... Картина раскулаченной карельской деревушки получила свой заключительный штрихъ... Мы обошли груду костей и молча двинулись дальше. Часа черезъ два ходьбы Юра сказалъ: -- Давно уже нужно было драпануть... -- Давно уже и пробуемъ... Юра передернулъ плечами... ___ Границу мы, повидимому, перешли яснымъ августовскимъ утромъ. Довольно высокий хребетъ обрыва лся на севере крутымъ спускомъ къ озеру, по гребню хребта шла, довольно основательно протоптанная тропинка. Натолкнувшись на нее, мы быстро свернули въ кусты. Въ конце тропинки Юра успелъ заметить массивный каменный столбъ; я этого столба не заметилъ. Внизу, на западъ отъ хребта, разстилалось поросшее мелкимъ кустарникомъ болотце, и по болотцу протекала обычная речушка, въ плывучихъ берегахъ, метровъ восемь ширины. Принимая во внимание наличие тропинки и, вероятно, пограничныхъ патрулей, нужно было действовать стремительно и быстро. Я почти на ходу разделся, переплылъ; Юра сталъ перекидывать наши вещи, завернулъ мои сапоги въ рубаху и брюки и во что-то еще и этакимъ дискоболомъ метнулъ этотъ узелокъ ко мне. Свертокъ на лету раскрылся парашютомъ, и все содержимое его плюхнулось въ воду. Все, кроме сапогъ, мы успели вытащить. Сапоги пошли ко дну. Ругался я сильно. Хорошо еще, что были запасные футбольные ботинки... Откуда-то съ юга, съ вершины гребня, хлопнулъ выстрелъ, и мы, недоодевшись и недоругавшись, въ полуголомъ виде бросились по болоту на западъ. Хлопнуло еще два выстрела, но лесистый берегъ былъ близко, и мы кинулись въ чащу. Тамъ закончили нашъ туалетъ, сообразили, что преследование можетъ быть не такъ скоро, и пошли дальше, опять перемазывая подошвы нашими снадобьями. Никакого преследования мы не заметили -- вероятно, мы уже были по буржуазную сторону границы.
|