Въ России люди, ошибавшиеся въ своей оценке и поверившие власти, платили за свои ошибки жизнью. И поэтому человекъ, который въ России сталъ бы всерьезъ говорить объ эволюции власти, былъ бы просто поднять на смехъ. Но какъ бы ни оценивать шансы "мирной эволюции", мирнаго врастания социализма въ кулака (можно утверждать, что издали -- виднее), одинъ фактъ остается для меня абсолютно вне всякаго сомнения. Объ этомъ мелькомъ говорилъ краскомъ Тренинъ въ "Последнихъ Новостяхъ": страна ждетъ войны для возстания. Ни о какой защите "социалистическаго отечества" со стороны народныхъ массъ -- не можетъ быть и речи. Наоборотъ: съ кемъ бы ни велась война и какими бы последствиями ни грозилъ военный разгромъ -- все штыки и все вилы, которые только могутъ быть воткнуты въ спину красной армии, будутъ воткнуты обязательно. Каждый мужикъ знаетъ это точно такъ же, какъ это знаетъ и каждый коммунистъ!.. Каждый мужикъ знаетъ, что при первыхъ же выстрелахъ войны онъ въ первую голову будетъ резать своего ближайшаго председателя сельсовета, председателя колхоза и т.п., и эти последние совершенно ясно знаютъ, что въ первые же дни войны они будутъ зарезаны, какъ бараны... Я не могу сказать, чтобы вопросы отношения массъ къ религии, {9} монархии, республике и пр. были для меня совершенно ясны... Но вопросъ объ отношении къ войне выпираетъ съ такой очевидностью, что тутъ не можетъ быть никакихъ ошибокъ... Я не считаю это особенно розовой перспективой, но особенно розовыхъ перспективъ вообще не видать... Достаточно хорошо зная русскую действительность, я довольно ясно представляю себе, что будетъ делаться въ России на второй день после объявления войны: военный коммунизмъ покажется детскимъ спектаклемъ... Некоторыя репетиции вотъ такого спектакля я видалъ уже въ Киргизии, на Северномъ Кавказе и въ Чечне... Коммунизмъ это знаетъ совершенно точно -- и вотъ почему онъ пытается ухватиться за ту соломинку доверия, которая, какъ ему кажется, въ массахъ еще осталась... Конечно, оселъ съ охапкой сена передъ носомъ принадлежитъ къ числу гениальнейшихъ изобретений мировой истории -- такъ по крайней мере утверждаетъ Вудвортъ, -- но даже и это изобретение изнашивается. Можно еще одинъ -- совсемъ лишний -- разъ обмануть людей, сидящихъ въ Париже или въ Харбине, но нельзя еще одинъ разъ (который, о Господи!) обмануть людей, сидящихъ въ концлагере или въ колхозе... Для нихъ сейчасъ ubi bene -- ibi patria, а хуже, чемъ на советской родине, имъ все равно не будетъ нигде... Это, какъ видите, очень прозаично, не очень весело, но это все-таки -- фактъ... Учитывая этотъ фактъ, большевизмъ строитъ свои военные планы съ большимъ расчетомъ на возстания -- и у себя, и у противника. Или, какъ говорилъ мне одинъ изъ военныхъ главковъ, вопросъ стоитъ такъ: "где раньше вспыхнутъ массовыя возстания -- у насъ или у противника. Они раньше всего вспыхнутъ въ тылу отступающей стороны. Поэтому мы должны наступать и поэтому мы будемъ наступать". Къ чему можетъ привести это наступление -- я не знаю. Но возможно, что въ результате его мировая революция можетъ стать, такъ сказать, актуальнымъ вопросомъ... И тогда г. г. Устрялову, Блюму, Бернарду Шоу и многимъ другимъ -- покровительственно поглаживающимъ большевицкаго пса или пытающимся въ порядке торговыхъ договоровъ урвать изъ его шерсти клочокъ долларовъ -- придется пересматривать свои вехи уже не въ кабинетахъ, а въ Соловкахъ и ББК'ахъ, -- какъ ихъ пересматриваютъ много, очень много, людей, уверовавшихъ въ эволюцию, сидя не въ Харбине, а въ России... Въ этомъ -- все же не вполне исключенномъ случае -- неудобоусвояемые просторы российскихъ отдаленныхъ местъ будутъ несомненно любезно предоставлены въ распоряжение соответствующихъ братскихъ ревкомовъ для поселения тамъ многихъ, ныне благополучно верующихъ, людей -- откуда же взять этихъ просторовъ, какъ не на российскомъ севере? И для этого случая мои очерки могутъ сослужить службу путеводителя и самоучителя. {10} -------- БеЛОМОРСКО-БАЛТиЙСКиЙ КОМБИНАТЪ (ББК) ОДИНОЧНЫЯ РАЗМЫШЛЕНиЯ Въ камере мокро и темно. Каждое утро я тряпкой стираю струйки воды со стенъ и лужицы -- съ полу. Къ полудню -- полъ снова въ лужахъ... Около семи утра мне въ окошечко двери просовываютъ фунтъ чернаго малосъедобнаго хлеба -- это мой дневной паекъ -- и кружку кипятку. Въ полдень -- блюдечко ячкаши, вечеромъ -- тарелку жидкости, долженствующей изображать щи, и то же блюдечко ячкаши. По камере можно гулять изъ угла въ уголъ -- выходитъ четыре шага туда и четыре обратно. На прогулку меня не выпускаютъ, книгъ и газетъ не даютъ, всякое сообщение съ внешнимъ миромъ отрезано. Насъ арестовали весьма конспиративно -- и никто не знаетъ и не можетъ знать, где мы, собственно, находимся.
|