относительно здоровыхъ. Свирьлагъ негодовалъ, слалъ въ Москву телеграммы и представителей, а пока что выставилъ свои посты въ уже принятой части Подпорожья. ББК же въ отместку поставило свои посты на остальной территории отделения. Этотъ междуведомственный мордобой выражался, въ частности, въ томъ, что свирьлаговские посты перехватывали и арестовывали ББКовскихъ лагерниковъ, а ББКовские -- свирьлаговскихъ. Въ виду того, что весь ВОХР былъ занять этимъ увлекательнымъ ведомственнымъ спортомъ, ямы, въ которыхъ зимою были закопаны павшия отъ веточнаго корма и отъ другихъ социалистическихъ причинъ лошади, -- остались безъ охраны -- и это спасло много лагерниковъ отъ голодной смерти. ББК считалъ, что онъ уже сдалъ "по описямъ" подпорожское отделение. Свирьлагъ считалъ, что онъ его "по фактической наличности" еще не принялъ. Поэтому лагерниковъ норовили не кормить ни Свирьлагъ , ни ББК. Оба, ругаясь и скандаля, выдавали "авансы" то за счетъ другъ друга, то за счетъ ГУЛАГа. Случалось такъ, что на какомъ-нибудь заседании въ десять-одиннадцать часовъ вечера, после того, какъ аргументы обеихъ сторонъ были исчерпаны, выяснялось, что на завтра двадцать тысячъ лагерниковъ кормить решительно нечемъ. Тогда летели радио въ Медгору и въ Лодейное Поле (свирьлаговская столица), телеграммы -молнии -- въ Москву , и черезъ день изъ Петрозаводска, изъ складовъ кооперации доставлялся хлебъ. Но день или два лагерь ничего не елъ, кроме дохлой конины, которую лагерники вырубали топорами и жарили на кострахъ. Для разбора всей этой канители изъ Москвы прибыла какая-то представительница ГУЛАГа, а изъ Медгоры, въ помощь нехитрой голове Видемана, приехалъ Якименко. Борисъ, который эти дни ходилъ, сжавши зубы и кулаки, пошелъ по старой памяти къ Якименке -- нельзя же такъ, что-бъ ужъ совсемъ людей не кормить. Якименко былъ очень любезенъ, сказалъ, что это маленькие недостатки ликвидационнаго механизма и что наряды на отгрузку продовольствия ГУЛАГомъ уже даны. Наряды, действительно, были, но продовольствии по нимъ не было. Начальники лагпунктовъ съ помощь ю своего ВОХРа грабили сельские кооперативы и склады какого-то "Севзаплеса". {198} ПРОТОКОЛЫ ЗАСеДАНиЙ Лагерь неистово голодалъ, и ликвидкомъ съ большевицкой настойчивостью заседалъ, заседалъ. Протоколы этихъ заседаний вела Надежда Константиновна. Она была хорошей стенографисткой и добросовестной, дотошной женщиной. Именно въ виду этого, речи тов. Видемана въ расшифрованномъ виде были решительно ни на что не похожи. Надежда Константиновна, сдерживая свое волнение, несла ихъ на подпись Видеману, и изъ начальственнаго кабинета слышался густой басъ: -- Ну, что это вы тутъ намазали? Ни черта подобнаго я не говорилъ! Чортъ знаетъ что такое!.. А еще стенографистка! Немедленно переправьте, какъ я говорилъ. Н. К. возвращалась, переправляла, я переписывалъ, -- потомъ мне все это надоело, да и на заседания эти интересно было посмотреть. Я предложилъ Надежде Константиновне: -- Знаете, что? Давайте протоколы буду вести я, а вы за меня на машинке стукайте. -- Да вы ведь стенографии не знаете. -- Не играетъ никакой роли. Полная гарантия успеха. Не понравится -- деньги обратно. Для перваго случая Надежда Константиновна сказалась больной, и я скромно просунулся въ кабинетъ Видемана. -- Товарищъ Заневская больна, просила меня заменить ее... Если разрешите... -- А вы стенографию хорошо знаете? -- Да... У меня своя система. -- Ну, смотрите... На другое утро "стенограмма" была готова. Нечленораздельный рыкъ товарища Видемана приобрелъ въ ней литературныя формы и кое-какой логический смыслъ. Кроме того, тамъ, где, по моему мнению, въ речи товарища Видемана должны были фигурировать "интересы индустриализации страны" -- фигурировали "интересы индустриализации страны. Тамъ, где, по моему, долженъ былъ торчать "нашъ великий вождь" -- торчалъ "нашъ великий вождь"... Мало ли я такой ахинеи рецензировалъ на своемъ веку... Надежда Константиновна по несла на подпись протоколы моего производства, предварительно усумнившись въ томъ, что Видеманъ говорилъ действительно то, что у меня было написано. Я разсеялъ сомнения Надежды Константиновны. Видеманъ говорилъ что-то, только весьма отдаленно похожее на мою запись. Надежда Константиновна вздохнула и пошла. Слышу видемановский басъ: -- Вотъ это я понимаю -- это протоколъ... А то вы, товарищъ Заневская, понавыдумываете, что ни уха, ни рыла не разберешь. Въ своихъ протоколахъ я, конечно, блюлъ и некоторые ведомственные интересы, т.е. интересы ББК: на чьемъ возу едешь... Поэтому передъ темъ, какъ подписывать мои литературно-протокольныя измышления, свирьлаговцы часто обнаруживали некоторые признаки сомнения, и тогда гуделъ Видемановский басъ: -- Ну, ужъ это чортъ его знаетъ что...
|