Кто изъ охотниковъ, военныхъ, скаутовъ не знаетъ всехъ опасностей такого {500} похода? Буреломъ и ямы, корни и суки, стволы упавшихъ деревьевъ и острые обломки скалъ -- все это угрозы не меньше, чемъ пуля сторожевого поста... А ведь более нелепаго и обиднаго положения нельзя было и придумать -- сломать или вывихнуть себе ногу въ несколькихъ шагахъ отъ места побега... При призрачномъ свете луны (полнолуние тоже было принято во внимание при назначении дня побега) я благополучно прошелъ несколько километровъ и съ громадной радостью вышелъ на обширное болото. Идти по нему было очень трудно: ноги вязли до коленъ въ мокрой траве и мхе. Кочки не давали упора, и не разъ я кувыркался лицомъ въ холодную воду болота. Но скоро удалось приноровиться, и въ мягкой тишине слышалось только чавканье мокраго мха подъ моими ногами, каждый шагъ которыхъ удалялъ меня отъ ненавистной неволи. Пройдя 3-4 километра по болоту, я дошелъ до леса и обернулся, чтобы взглянуть въ последний разъ на далекий уже городъ. Чуть заметные огоньки мелькали за темнымъ лесомъ на высокомъ берегу Свири, да по-прежнему паровозные гудки изредка своимъ мягкимъ, протяжнымъ звукомъ нарушали мрачную тишину и леса, и болота. Невольное чувство печали и одиночества охватило меня. ГОРЬКиЯ МЫСЛИ Боже мой! Какъ могло случиться, что я очутился въ дебряхъ карельскихъ лесовъ въ положении беглеца, человека "вне закона", котораго каждый долженъ преследовать и каждый можетъ убить? За что разбита и смята моя жизнь? И неужели нетъ идей жизни, какъ только по тюрьмамъ, этапамъ, концлагерямъ, ссылкамъ, въ побегахъ, опасностяхъ, подъ постояннымъ гнетомъ, не зная дома и семьи, никогда не будучи увереннымъ въ куске хлеба и свободе на завтра? Неужели не дико то, что только изъ любви и преданности скаутскому братству, только за то, что я старался помочь молодежи въ ея горячемъ стремлении служить Родине по великимъ законамъ скаутизма, -- моя жизнь можетъ быть такъ исковеркана? И неужели не было иного пути, какъ только, рискуя жизнью, уйти изъ родной страны, ставшей мне не матерью, а мачехой? Такъ, можетъ быть, смириться? Признать несуществующую вину, стать социалистическимъ рабомъ, надъ которымъ можно делать любые опыты фанатикамъ? Нетъ! Ужъ лучше погибнуть въ лесахъ, чемъ задыхаться и гнить душой въ стране рабства. И пока я еще не сломанъ, пока есть еще силы и воля, надо бежать въ другой миръ, где человекъ можетъ жить свободно и спокойно, не испытывая гнета и насилия. Вопросъ поставленъ правильно. Смерть или свобода? Третьяго пути не дано... Ну, что-жъ! Я сжалъ зубы, тряхнулъ головой и вошелъ во мракъ лесной чащи. {501} ПЕРВАЯ ОПАСНОСТЬ Северная летняя ночь коротка. Уже часа черезъ два стало светать, и я шелъ все увереннее и быстрее, торопясь какъ можно дальше уйти отъ проволоки концентрационнаго лагеря. На пути къ северу лежали болота, леса и кустарники. Идти пока было легко. Ноги, какъ говорятъ, сами собой двигались, какъ у вырвавшагося на свободу дикаго зверя. И я все ускорялъ шагъ, забывъ объ отдыхе и пище. Но вотъ почва стала повышаться, и въ середине дня я услышалъ невдалеке удары топора. Вслушавшись, я заметилъ, что удары раздаются и сбоку. Очевидно, я попалъ на участокъ лесозаготовокъ, где работаютъ заключенные, подъ соответствующей охраной. Отступать назадъ было опасно, сзади все-таки могла быть погоня съ собаками изъ города. Нужно было прорываться впередъ. Я поднялъ капюшонъ моего плаща, прикрепилъ впереди для камуфляжа большую еловую ветку, которая закрывала лицо, и медленно двинулся впередъ, сожалея, что у меня теперь нетъ морского бинокля и проверенной дальнобойной малокалиберной винтовки, отобранной въ прошломъ году при аресте. Съ ними было бы много спокойней. Думалъ ли я, что навыки веселыхъ скаутскихъ лесныхъ игръ окажутся для меня спасительными въ этомъ опасномъ походе? И я медленно крался впередъ, пригибаясь къ земле, скользя отъ дерева къ дереву и притаиваясь у кустовъ. Вотъ что-то мелькнуло впереди. Я замираю за кустомъ. Говоръ, шумъ шаговъ... Темныя человеческия фигуры показались и скрылись за деревьями. Опять ползкомъ впередъ... Неуклюжий плащъ, тяжелая сумка, еловая ветка -- мешаютъ и давятъ. Горячее солнце печетъ и сияетъ, потъ заливаетъ глаза, рой комаровъ гудитъ у лица, руки исцарапаны при ползании, но напряжение таково, что все это не замечается. Все дальше и дальше , зигзагами обходя опасныя места, где рубили лесъ, выжидая и прячась, бегомъ и ползкомъ, почти теряя надежду и опять ободряясь, я счастливо прорвался черезъ опасную зону и опять вышелъ къ болоту. Первое лесное препятствие было обойдено. Правда, мои следы могла еще почуять сторожевая собака и догнать меня, но, на мое счастье, къ вечеру небо покрылось тучами и началъ накрапывать дождикъ -- другъ всякой пугливой и преследуемой лесной твари.
|