Советский пролетариат все еще существует, как класс, глубоко отличный от крестьянства, технической интеллигенции и бю- рократии; более того, как единственный класс, до конца заинтересованный в победе социализма. Между тем новая конституция хочет растворить его политически в "нации", задолго до того, как он растворился анатомически в обществе. Правда, после некоторых колебаний реформаторы решили по прежнему име- новать государство советским. Но это лишь грубая политическая подстанов- ка, продиктованная теми же соображениями, в силу которых империя Наполе- она продолжала именоваться республикой. Советы, по самой сути своей, суть органы классового государства и не могут быть ничем иным. Демокра- тически выбранные органы местного самоуправления суть муниципалитеты, думы, земства, все, что угодно, но не советы. Общегосударственное зако- нодательное учреждение на основе демократической формулы есть запоздалый парламент (вернее, - его карикатура), но ни в каком случае не верховный орган советов. Пытаясь прикрыться историческим авторитетом советской системы, реформаторы лишь показали, что то принципиально новое направле- ние, какое они дают государственной жизни, не смеет еще выступать под собственным именем. Само по себе уравнение политических прав рабочих и крестьян может и не нарушить социальной природы государства, если влияние пролетариата на деревню достаточно обеспечено общим состоянием хозяйства и культуры. В эту сторону должно несомненно вести развитие социализма. Но если проле- тариат, оставаясь меньшинством народа, действительно перестает нуждаться в политических преимуществах для обеспеченья социалистического курса об- щественной жизни, значит самая потребность в государственном принуждении сходит на нет, уступая место культурной дисциплине. Отмене избирательно- го неравенства должно было бы в таком случае предшествовать явное и оче- видное ослабление принудительных функций государства. Об этом, однако, нет и речи, ни в новой конституции, ни, что важнее, в жизни. Правда, новая хартия "гарантирует" гражданам так называемые "свободы" - слова, печати, собраний, уличных шествий. Но каждая из этих гарантий имеет форму тяжелого намордника или ручных и ножных кандалов. Свобода печати означает сохранение свирепой предварительной цензуры, цепи кото- рой сходятся в секретариате никем не избранного ЦК. Свобода византийских похвал "гарантирована", конечно, полностью. Зато многочисленные статьи, речи и письма Ленина, кончая его "Завещанием", и при новой конституции останутся под запретом, только потому что гладят против шерсти нынешних вождей. Что же говорить в таком случае о других авторах? Грубое и неве- жественное командование над наукой, литературой и искусством сохраняется целиком. "Свобода собраний" будет и впредь означать обязанность извест- ных групп населения являться на собрания, созываемые властью, для выне- сения заранее составленных решений. При новой конституции, как и при старой, сотни иностранных коммунистов, доверившихся советскому "праву убежища", останутся в тюрьмах и концентрационных лагерях за преступления против догмата непогрешимости. В отношении "свобод" все остается по ста- рому: советская печать даже не пытается сеять на этот счет иллюзии. Нао- борот, главной целью конституционной реформы провозглашается "дальнейшее укрепление диктатуры". Чьей диктатуры и над кем? Как мы уже слышали, почву для политического равенства подготовило уп- разднение классовых противоречий. Дело идет не о классовой, а о "народ- ной" диктатуре. Но когда носителем диктатуры становится освободившийся от классовых противоположностей народ, это не может означать ничего дру- гого, как растворение диктатуры в социалистическом обществе, и прежде всего - ликвидацию бюрократии. Так учит марксистская доктрина. Может быть она ошиблась? Но сами авторы конституции ссылаются, хотя и очень осторожно, на написанную Лениным программу партии. Вот что там на самом деле сказано: "...лишение политических прав и какие бы то ни было огра- ничения свободы необходимы исключительно в качестве временных мер... По мере того, как будет исчезать объективная возможность эксплуатации чело- века человеком, будет исчезать и необходимость в этих временных ме- рах...". Отказ от "лишения политических прав" нерасторжимо связывается, таким образом, с отменой "каких бы то ни было ограничений свободы". Вступление в социалистическое общество характеризуется не тем только, что крестьяне уравниваются с рабочими, и что возвращаются политические права нескольким процентам граждан буржуазного происхождения, а прежде всего тем, что устанавливается действительная свобода для всех 100% на- селения. С уп разднение м классов отмирает не только бюрократия, не только диктатура, но и самое государство. Пусть, однако, кто-нибудь попробует заикнуться на этот счет: ГПУ найдет в новой конституции достаточную опо- ру, чтоб отправить бесрассудного в один из многочисленных концентрацион- ных лагерей.
|