Автобусъ трогается. Мы катимся по новенькому, съ иголочки, но уже въ ухабахъ и выбоинахъ, повенецкому шоссе, сооруженному все теми же каторжными руками. Шоссе совершенно пусто: зачемъ его строили? Мимо мелькаютъ всяческие лагпункты съ ихъ рванымъ населениемъ, покосившияся и полуразвалившияся коллективизированныя деревушки, опустелые дворы единоличниковъ. Но шоссе -- пусто, мертво. Впрочемъ, особой жизни не видать и въ деревушкахъ -- много людей отсюда повысылали... Проезжаемъ тихий, уездный и тоже какъ-то опустелый городишко Повенецъ... Автобусъ подходитъ къ повенецкому затону знаменитаго Беломорско-Балтийскаго канала. Я ожидалъ увидеть здесь кое-какое оживление: пароходы, баржи, плоты. Но затонъ -- пустъ. У пристани стоитъ потертый моторный катеръ, на который пересаживается двое пассажировъ нашего автобуса: я и какой-то инженеръ. Катеръ, натужно пыхтя, тащится на северъ. Я сижу на носу катера, зябко поднявъ воротникъ своей кожанки, и смотрю кругомъ. Совершенно пусто. Ни судна, ни бревна. Тихо, пусто, холодно, мертво. Кругомъ озеръ и протоковъ, по которымъ проходитъ каналъ, тянется дремучий, заболоченный, непроходимый лесъ. Надъ далями стоитъ сизый туманъ болотныхъ испарений... На берегахъ -- ни одной живой души, ни избы, ни печного дыма -- ничего. А еще годъ тому назадъ здесь скрежетали экскаваторы, бухалъ аммоналъ и стотысячныя армии людей копошились въ этихъ трясинахъ, строя монументъ товарищу Сталину. Сейчасъ эти армии куда-то ушли -- на БАМ, въ Сиблагъ, Дмитлагъ и прочие лагери, въ другия трясины -- строить тамъ другие монументы, оставивъ здесь , въ братскихъ могилахъ болотъ, целые корпуса своихъ боевыхъ товарищей. Сколько ихъ -- безвестныхъ жертвъ этого канальскаго участка великаго социалистическаго наступления. "Старики"-беломорстроевцы говорятъ -- двести тысячъ. Более компетентные люди изъ управления ББК говорили: двести не двести , а несколько больше ста тысячъ людей здесь уложено... имена же ихъ Ты, Господи, веси... Кто узнаетъ и кто будетъ подсчитывать эти тысячи тоннъ живого удобрения, брошеннаго въ карельския трясины ББК, въ сибирскую тайгу БАМа, въ пески Турксиба, въ каменныя осыпи Чустроя? Я вспомнилъ зимния ночи на Днепрострое, когда леденящий степной ветеръ вылъ въ обледенелыхъ лесахъ, карьерахъ, котловинахъ, люди валились съ ногъ отъ холода и усталости, падали у покрытыхъ тонкой ледяной коркой настиловъ; свирепствовалъ тифъ, амбулатории разрабатывали способы массоваго производства ампутаций отмороженныхъ конечностей; стаи собакъ потомъ растаскивали {403} и обгладывали эти конечности, а стройка шла и день и ночь, не прерываясь ни на часъ, а въ газетахъ трубили о новыхъ мировыхъ рекордахъ по кладке бетона. Я вспомнилъ Чустрой -- небольшой, на 40.000 человекъ концентрационный лагерь на реку Чу, въ средней Азии; тамъ строили плотины для орошения 360.000 гектаровъ земли подъ плантации индийской конопли и каучуконосовъ. Вспомнилъ и несколько наивный вопросъ Юры, который о Чустрое заданъ былъ въ Дагестане. Мы заблудились въ прибрежныхъ джунгляхъ у станции Берикей, въ верстахъ въ 50-ти къ северу отъ Дербента. Эти джунгли когда-то были садами и плантациями. Раскулачивание превратило ихъ въ пустыню. Система сбегавшихъ съ горъ оросительныхъ каналовъ была разрушена, и каналы расплылись въ болота -- разсадники малярийнаго комара. Отъ малярии плоскостной Дагестанъ вымиралъ почти сплошь. Но природныя условия были те, что и на Чустрое: тотъ же климатъ, та же почва... И Юра задалъ мне вопросъ: зачемъ собственно нуженъ Чустрой?.. А сметныя ассигнования на Чустрой равнялись восьмистамъ миллионамъ рублей. На Юринъ вопросъ я не нашелъ ответа. Точно такъ же я не нашелъ ответа и на мой вопросъ о томъ, зачемъ же строили Беломорско-Балтийский каналъ. И за что погибло сто тысячъ людей? Несколько позже я спрашивалъ людей, которые жили на канале годъ: что-нибудь возятъ? Нетъ, ничего не возятъ. Весной по полой воде несколько миноносцевъ, со снятыми орудиями и машинами, были протащены на северъ -- и больше ничего. Еще позже я спрашивалъ у инженеровъ управления ББК -- такъ зачемъ же строили? Инженеры разводили руками: приказано было. Что-жъ, такъ просто, для рекорда и монумента? Одинъ изъ героевъ этой стройки, бывший вредитель, съ похоронной иронией спросилъ меня: "а вы къ этому еще не привыкли?" Нетъ, къ этому я еще не привыкъ. Богъ дастъ, и не привыкну никогда... ...Изъ лесовъ тянетъ гнилой, пронизывающей, болотной сыростью. Начинаетъ накрапывать мелкий, назойливый дождь. Холодно. Пусто. Мертво. Мы подъезжаемъ ко "второму Болшеву"... ЧОРТОВА КУЧА Параллельно каналу и метрахъ въ трехстахъ къ востоку отъ него тянется невысокая каменная гряда въ безпорядке набросанныхъ валуновъ, булыжниковъ, безформенныхъ и острыхъ обломковъ гранита.
|