При царе не вешали васъ... Старуха испуганно покосилась на бабу и изсохшими птичьими своими руками стала оправлять платочекъ на головке девочки. Девочка прильнула къ старухе, ежась то-ли отъ холода, то-ли отъ страха. -- Третьи сутки вотъ тутъ маемся... Хлеба вчера дали по фунту, а сегодня ничего не евши сидимъ... И наменяли бы где -- такъ солдаты не пускаютъ. -- Наменять здесь, бабушка, негде -- все безъ хлеба сидятъ... -- Ой, грехи, Господи, ой, грехи... -- Только чьи грехи-то -- неизвестно, -- сурово сказала баба, не оборачиваясь ко мне. Старушка съ испугомъ и съ состраданиемъ посмотрела на нее. -- Чьи грехи -- Господу одному и ведомо. Онъ, Праведный, все разсудитъ... Горя-то сколько выпито -- ай, Господи Боже мой, -- старушка закачала головой... -- Вотъ съ весны такъ маемся, ребятъ-то сколько перемерло. -- И, снизивъ свой голосъ до шепота, какъ будто рядомъ сидящая баба ничего не могла услышать, конфиденциально сообщила: -- Вотъ у бабоньки-то этой двое померло. Эхъ, сказывали люди -- на миру и смерть красна, а, вотъ ехали мы на бараже этой проклятущей, мрутъ ребятишки, какъ мухи, хоронить негде, такъ, безъ панафиды, безъ христианскаго погребения -- просто на берегъ, да въ яму. Баба повернулась къ старушке: "молчи ужъ" -- голосъ ея былъ озлобленъ и глухъ. -- Почему это васъ съ весны таскаютъ? -- А кто его знаетъ, родимый? Мужиковъ-то нашихъ съ прошлой осени на высылку послали, насъ по весне забрали, къ мужикамъ везутъ, на поселение то-есть, да, видно, потеряли ихъ, мужиковъ то нашихъ, вотъ такъ и возютъ... Тамъ, за озеромъ, пни мы корчевали, где поставили насъ песокъ копать, а то больше такъ на этой бараже и живемъ... Хоть бы Бога побоялись, крышу бы какую на бараже изделали, а то живемъ, какъ звери лесные, подъ ветромъ, подъ дождемъ... А не слыхалъ, родимый, куда мужиковъ-то нашихъ поместили... Такъ называемые "вольно-ссыльныя поселения", которыми {439} заведывалъ "колонизационный отделъ ББК", тянулись сравнительно узкой полосой, захватывая повенецкое и сегежское отделения. Такихъ поселений было около восьмидесяти. Отъ обычныхъ "лагерныхъ пунктовъ" они отличались отсутствиемъ охраны и пайка. ГПУ привозило туда ссыльныхъ крестьянъ -- въ большинстве случаевъ съ семьями -- давало "инструментъ" -- топоры, косы, лопаты, по пуду зерна на члена семьи "на обзаведение" -- и дальше предоставляло этихъ мужиковъ ихъ собственной участи. Я очень жалею, что мне не пришлось побывать ни въ одномъ изъ этихъ поселений. Я видалъ ихъ только на карте "колонизационнаго отдела", въ его планахъ, проектахъ и даже фотографияхъ... Но въ "колонизационномъ отделе" сидела группа интеллигенции того же типа, какая въ свое время сидела въ свирьскомъ лагере. Я лишенъ возможности разсказать объ этой группе -- такъ же, какъ и о свирьлаговской... Скажу только, что, благодаря ея усилиямъ, эти мужики попадали въ не совсемъ ужъ безвыходное положение. Тамъ было много трюковъ. По совершенно понятнымъ причинамъ я не могу о нихъ разсказывать даже и съ той весьма относительной свободой, съ какою я разсказываю о собственныхъ трюкахъ... Чудовищная физическая выносливость и работоспособность этихъ мужиковъ, та опора, которую они получали со стороны лагерной интеллигенции -- давали этимъ "вольно-ссыльнымъ" возможность какъ-то стать на ноги -- или, говоря прозаичнее, не помереть съ голоду. Они занимались всякаго рода лесными работами -- въ томъ числе и "по вольному найму" -- для лагеря, ловили рыбу, снабжали лениградскую кооперацию грибами и ягодами, промышляли силковой охотой и съ невероятной быстротой приспособлялись къ непривычнымъ для нихъ условиямъ климата, почвы и труда. Поэтому я сказалъ старушке, что самое тяжелое для нихъ -- уже позади, что ихнихъ мужиковъ рано или поздно разыщутъ и что на новыхъ местахъ можно будетъ какъ-то устраиваться -- плохо, но все же будетъ можно. Старушка вздохнула и перекрестилась. -- Охъ, ужъ далъ бы Господь... А что плохо будетъ, такъ где теперь хорошо? Что тамъ, что здесь -- все одно -- голодъ. Земля тутъ только чужая, холодная земля, что съ такой земли возьмешь? -- Въ этой земле -- только могилы копать, -- сурово сказала баба, не проявившая къ моимъ сообщениямъ никакого интереса. -- Здесь надо жить не съ земли, а съ леса. Карельские мужики въ старое время богато жили. -- Да намъ ужъ все одно, где жить-то, родимый, абы только жить дали, не мучали бы народъ-то... А тамъ, хошь въ Сибирь, хошь куда. Да разве-жъ дадутъ жить... Мне-то, родимый, что? Зажилась я, не прибираетъ Господь. А которымъ жить бы еще, да жить... -- Молчи ужъ, сколько разовъ просила тебя, -- глухо сказала баба... {440} -- Молчу, молчу, -- заторопилась старуха. -- А все -- вотъ договорила съ человекомъ -- легче стало: вотъ, говоритъ, не помремъ съ голоду-то, говоритъ, и здесь люди какъ-тось жили... У пристани раздался резкий свистокъ.
|