-- Оперативникъ опять поднесъ руку къ козырьку, я проделалъ нечто вроде этого -- я шелъ безъ шапки -- и патруль проследовалъ дальше... Хрустъ ихъ шаговъ постепенно замеръ вдали... Я остановился, прислушался... Нетъ, ушли, пронесло... Я положилъ на землю часть своей ноши, прислонился рюкзакомъ къ какой-то скале. Вытеръ потъ. Еще прислушался, нетъ, ничего. Только сердце колотится такъ, что, кажется, изъ третьяго отдела слышно... Свернулъ въ чащу, въ кусты, где ужъ никакие обходы не были мыслимы -- все равно въ десяти-двадцати шагахъ ничего не видать... До нашего тайника оставалось съ полверсты. Подхожу ужасомъ слышу какой-то неясный голосъ -- вроде песни. То ли это Юра такъ не во время распелся, то ли, чортъ его знаетъ что... Подползъ на карачкахъ къ небольшому склону, въ конце {461} котораго, въ чаще огромныхъ, непроходимо разросшихся кустовъ, были запрятаны все наши дорожныя сокровища и где долженъ ждать меня Юра. Мелькаетъ что-то бронзовое, похожее на загорелую спину Юры... Неужели вздумалъ принимать солнечныя ванны и петь Вертинскаго. Съ него станется. Охъ, и идиотъ же! Ну, и скажу же я ему несколько теплыхъ словъ... Но изъ чащи кустарника раздается нечто вроде змеинаго шипения, показываются Юрины очки, и Юра делаетъ жестъ: ползи скорей сюда. Я ползу. Здесь, въ чаще кустарника, -- полутьма, и снаружи решительно ничего нельзя разглядеть въ этой полутьме. -- Какие-то мужики, -- шепчетъ Юра, -- траву косятъ, что ли... Скорей укладываться и драпать... Голоса стали слышнее. Какие-то люди что-то делали шагахъ въ 20-30 отъ кустовъ. Ихъ пестрыя рубахи время отъ времени мелькали въ просветахъ деревьевъ... Да, нужно было укладываться и исчезать. Мячъ, копья, литературу, сетку я зарылъ въ мохъ, и изъ подо мха мы вырыли наши продовольственные запасы, сверху обильно посыпанные мохоркой, чтобы какой-нибудь заблудили песъ не соблазнился неслыханными запахами торгсиновскаго сала и торгсиновской колбасы... Въ лихорадочной и молчаливой спешке мы запихали наши вещи въ рюкзаки. Когда я навьючилъ на себя свой, я почувствовалъ, что я перегруженъ: въ рюкзаке опять было не меньше четырехъ пудовъ. Но сейчасъ -- не до этого... Изъ чащи кустарника ползкомъ по траве и зарослямъ мы спустились еще ниже, въ русло какого-то почти пересохшаго ручейка, потомъ по этому руслу -- тоже ползкомъ -- мы обогнули небольшую гряду, которая окончательно закрыла насъ отъ взглядовъ неизвестныхъ посетителей окрестностей нашего тайника. Поднялись на ноги, прислушались. Напряженный слухъ и взвинченные нервы подсказывали тревожные оклики: видимо, заметили. -- Ну, теперь нужно во все лопатки, -- сказалъ Юра. Двинулись во все лопатки. По "промфинплану" намъ нужно было перейти каменную гряду верстахъ въ пяти отъ железной дороги и потомъ перебраться черезъ узкий протокъ, соединяющий цепь озеръ -- верстахъ въ пяти отъ гряды. Мы шли, ползли, карабкались, лезли; потъ заливалъ очки, глаза лезли на лобъ отъ усталости, дыхание прерывалось -- а мы все лезли. Гряда была самымъ опаснымъ местомъ. Ея вершина была оголена полярными бурями, и по ея хребту прогуливались вохровские патрули -- не часто, но прогуливались. Во время своихъ разведокъ по этимъ местамъ я разыскалъ неглубокую поперечную щель въ этой гряде, и мы поползли по этой щели, прислушиваясь къ каждому звуку и къ каждому шороху. За грядой стало спокойнее. Но въ безопасности -- хотя бы и весьма относительной -- мы будемъ только за линией озеръ . Еще гряда, заваленная буреломомъ, отъ нея -- окаянный спускъ къ озеру -- гигантския розсыпи камней, покрытыхъ мокрымъ, скользкимъ мхомъ. Такия места я считалъ самой опасной частью нашего путешествия. При тяжести нашихъ рюкзаковъ {462} поскользнуться на такихъ камняхъ и, въ лучшемъ случае, растянуть связки на ноге -- ничего не стоило... Тогда пришлось бы засеть на месте происшествия на неделю-две. Безъ достаточныхъ запасовъ продовольствия это означало бы гибель. Потому-то мы и захватили такую массу продовольствия. Часамъ къ пяти мы подошли къ озеру, спустились внизъ, нашли нашъ протокъ, перебрались черезъ него и вздохнули более или менее свободно. По пути -- въ частности, передъ первой грядой -- мы перемазывали наши подошвы всякой сильно пахнувшей дрянью, такъ что никакия ищейки не могли бы пройти по нашимъ следамъ... За протокомъ слегка присели и передохнули. Обсудили инцидентъ съ предполагаемыми крестьянами около нашего тайника и пришли къ выводу, что если бы они насъ заметили и если бы у нихъ были агрессивныя намерения по нашему адресу -- они или побежали бы къ железной дороге сообщить кому надо о подозрительныхъ людяхъ въ лесу, или стали бы преследовать насъ. Но ни въ томъ, ни въ другомъ случае они не остались бы около нашего тайника и не стали бы перекликаться...
|