В числе других причин - противоуставные ссуды, учеты фантастических векселей, вообще фаворитизм в сфере экономической политики немало способствовал оппозиционному перерождению капитала. Когда же под тройным влиянием - войны, революции и кризиса, - банк свел операции к минимуму, многие капиталисты попали в тиски. Им стало не до общих политических перспектив, - нужны были деньги во что бы то ни стало. "Мы не верим словам, - сказали они графу Витте в 2 часа ночи с 18-го на 19-е октября, - дайте нам факты". Граф Витте запустил руку в кассу Государственного банка и дал им "факты"... Много фактов. Учет резко поднялся - 138,5 миллионов рублей в ноябре и декабре 1905 г. против 83,1 миллионов за тот же период 1904 г. Кредитование частных банков увеличилось еще значительнее: 148,2 милл. рублей на 1 декабря 1905 г. против 39 милл. на 1904 г. Возросли и все другие операции. "Кровь и нищета России", предъявленные, как мы видели выше, капиталистическим синдикатом, были учтены правительством Витте, - и в итоге образовался "Союз 17 октября"*37. Таким образом непосредственно у изголовья этой партии лежит не столько политическая подачка, сколько денежная взятка. В лице предпринимателей, организованных в свои "профессиональные" или политические союзы, Совет Рабочих Депутатов с первых своих шагов встретил решительного и сознательного врага. Но если октябристы, по крайней мере, сразу заняли резкую антиреволюционную позицию, то в самом жалком виде выступает в те дни политическая роль партии интеллигентско-мещанского радикализма, которая полгода спустя щеголяла ложно-классическим пафосом на подмостках Таврического дворца. Мы имеем в виду кадетов*38. В самый разгар октябрьской забастовки заседал учредительный съезд конституционно-демократической партии. Съехалось менее половины делегатов. Остальным железнодорожная стачка перерезала путь. 14 октября новая партия определила свое отношение к событиям: "Ввиду полного согласия в требованиях" она "считает долгом заявить свою полную солидарность с забастовочным движением". Она решительно (решительно!) отказывается от мысли добиться своих целей "путем переговоров с представителями власти". Она сделает все, чтобы предотвратить столкновение, но если не удастся, она заранее объявляет, что ее сочувствие и ее поддержка на стороне народа. Через три дня был подписан конституционный манифест. Революционные партии вырвались из проклятого подполья и, не успев отереть кровавый пот с чела, погрузились с головой в народные массы, призывая и объединяя их для борьбы. Это было великое время, когда сердце народа перековывалось молотом революции. Но что тут было делать кадетам, политикам во фраках, судебным ораторам, трибунам земских собраний? Они пассивно ждали движения конституционных вод. Манифест был, но парламента не было. И они не знали, когда и как он придет и придет ли вообще. Правительству они не верили и еще меньше верили революции. Их затаенной мечтой было - спасти революцию от нее самой, но они не видели средств. На народные собрания они выходить не смели. Их пресса была органом их дряблости и трусости. Ее мало читали. Таким образом в этот наиболее ответственный период русской революции кадеты оказались за штатом. Год спустя, признавая этот факт целиком, Милюков старался оправдать свою партию - не в том, что она не бросила своих сил на чашу весов революции, а в том, что она не пыталась преградить ей путь. "Выступление даже такой партии, как конституционно-демократическая, - пишет он во время выборов во Вторую Думу, - было абсолютно невозможно в последние месяцы 1905 года. Те, кто упрекает теперь партию, что она не протестовала тогда же, путем устройства митингов, против революционных иллюзий троцкизма... просто не понимают или не помнят тогдашнего настроения собиравшейся на митинги демократической публики". Таково оправдание "народной" партии: она не решалась выйти к народу, чтобы не испугать его своей физиономией! Более достойную роль в этот период сыграл Союз Союзов*39. Всеобщий характер октябрьской стачки был достигнут при активном содействии радикальной интеллигенции. Организуя стачечные комитеты, посылая от имени их депутации, она прекращала деятельность таких учреждений, которые стоят вне непосредственного воздействия рабочих. Таким образом были приостановлены работы в земских и городских управах, банках, конторах, правлениях, судах, школах, даже в сенате. Немаловажное значение имела также денежная помощь, какую организация левого крыла интеллигенции оказывала Совету Рабочих Депутатов. Тем не менее, то представление о титанической роли Союза Союзов, какое создала буржуазная пресса России и Запада, наблюдая его деятельность на открытой для всех арене, совершенно фантастично. Союз Союзов ведал интендантскую часть революции и, в лучшем случае, выступал как ее вспомогательный боевой отряд. На руководящую роль он сам никогда не претендовал. Да и мог ли? Его первоначальной единицей был все тот же образованный филистер, которому история обкарнала крылья.
|