Но только я доложу объ этомъ начальнику УРЧ. Если бы ваши допотопныя рыбы пошли въ Медгору, -- была бы неприятность и ему. У меня отходитъ отъ сердца. Молодцомъ Юрчикъ, выкрутился... Но какъ долго и съ какимъ успехомъ придется еще выкручиваться дальше? ___ Насъ поместили на жительство въ палатке. Было электрическое освещение и съ потолка вода не лилась. Но температура на нарахъ была градусовъ 8-10 ниже нуля. Ночью пробираемся "домой". Юра подавленъ... -- Нужно куда-нибудь смываться, Ватикъ... Заедятъ. Сегодня я видалъ: Стародубцевъ выронилъ папиросу, позвалъ изъ другой комнаты профессора М. и заставилъ ее поднять... Къ чортовой матери: лучше къ уркамъ или въ лесъ... Я тоже думалъ, что лучше къ уркамъ или въ лесъ. Но я еще не зналъ всего, что намъ готовилъ УРЧ, и месяцы, которые намъ предстояло провести въ немъ. Я также недооценивалъ волчью хватку Стародубцева: онъ чуть было не отправилъ меня подъ разстрелъ. И никто еще не зналъ , что впереди будутъ кошмарныя недели отправки подпорожскихъ эшелоновъ на БАМ, что эти недели будутъ безмерно тяжелее Шпалерки, одиночки и ожидания разстрела... И что все-таки, если бы не попали въ УРЧ, то едва-ли бы мы выбрались изъ всего этого живьемъ. РАЗГОВОРЪ СЪ НАЧАЛЬСТВОМЪ На другой день ко мне подходитъ одинъ изъ профессоровъ-уборщиковъ. -- Васъ вызываетъ начальникъ УРЧ, тов. Богоявленский... {104} Нервы, конечно, уже начинаютъ тупеть. Но все-таки на душе опять тревожно и нехорошо. Въ чемъ дело? Не вчерашний ли разговоръ со Стародубцевымъ? -- Скажите мне, кто, собственно, этотъ Богоявленский? Изъ заключенныхъ? -- Нетъ, старый чекистъ. Становится легче. Опять -- одинъ изъ парадоксовъ советской путаницы... Чекистъ -- это хозяинъ. Активъ -- это свора. Свора норовитъ вцепиться въ любыя икры, даже и те, которыя хозяинъ предпочелъ бы видеть неизгрызанными. Хозяинъ можетъ быть любою сволочью, но накинувшуюся на васъ свору онъ въ большинстве случаевъ отгонитъ плетью. Съ мужикомъ и рабочимъ активъ расправляется более или менее безпрепятственно. Интеллигенцию сажаетъ само ГПУ... Въ столицахъ, где активъ торчитъ совсемъ на задворкахъ, это мало заметно, но въ провинции ГПУ защищаетъ интеллигенцию отъ актива... Или, во всякомъ случае, отъ самостоятельныхъ поползновений актива. Такая же закута, какъ и остальные "отделы" УРЧ. Задрипанный письменный столъ. За столомъ -- человекъ въ чекистской форме. На столе передъ нимъ лежитъ мое "личное дело". Богоявленский окидываетъ меня суровымъ чекистскимъ взоромъ и начинаетъ начальственное внушение, совершенно безпредметное и безсмысленное: здесь, дескать, лагерь, а не курортъ, здесь, дескать, не миндальничаютъ, а съ контръ-революционерами въ особенности, за малейшее упущение или нарушение трудовой лагерной дисциплины -- немедленно подъ арестъ, въ ШИЗО, на девятнадцатый кварталъ, на Лесную речку... Нужно "взять большевицкие темпы работы", нужна ударная работа. Ну, и такъ далее. Это свирепое внушение действуетъ, какъ бальзамъ на мои раны: эффектъ, какового Богоявленский никакъ не ожидалъ. Изъ этого внушения я умозаключаю следующее: что Богоявленский о моихъ статьяхъ знаетъ, что оныя статьи въ его глазахъ никакимъ препятствиемъ не служатъ, что о разговоре со Стародубцевымъ онъ или ничего не знаетъ, или, зная, никакого значения ему не придаетъ и что, наконецъ, о моихъ будущихъ функцияхъ онъ имелъ то самое представление, которое столь блестяще было сформулировано Наседкинымъ: "что -- куда"... -- Гражданинъ начальникъ, позвольте вамъ доложить, что ваше предупреждение совершенно безцельно. -- То-есть -- какъ такъ безцельно, -- свирепеетъ Богоявленский. -- Очень просто: разъ я попалъ въ лагерь -- въ моихъ собственныхъ интересахъ работать, какъ вы говорите, ударно и стать ценнымъ работникомъ, въ частности, для васъ. Дело тутъ не во мне. -- А въ комъ же, по вашему, дело? -- Гражданинъ начальникъ, ведь черезъ неделю-две въ одной только Погре будетъ 25-30 тысячъ заключенныхъ. А по всему отделению ихъ будетъ тысячъ сорокъ-пятьдесятъ. Ведь вы понимаете: какъ при такомъ аппарате... Ведь и мне въ конечномъ счете придется отвечать, всему УРЧ и мне -- тоже. {105} -- Да, ужъ насчетъ -- отвечать, это будьте спокойны. Не поцеремонимся. -- Ну, конечно. На воле тоже не церемонятся. Но вопросъ въ томъ, какъ при данномъ аппарате организовать разсортировку этихъ сорока тысячъ? Запутаемся ведь къ чертовой матери. -- Н-да. Аппаратъ у насъ -- не очень. А на воле вы где работали? Я изобретаю соответствующий моменту стажъ. -- Такъ. Что-жъ вы стоите? Садитесь. -- Если вы разрешите, гражданинъ начальникъ. Мне кажется, что вопросъ идетъ о квалификации существующаго аппарата. Особенно -- въ низовке, въ баракахъ и колоннахъ.
|