-- ну и такъ далее. Было ясно, что виновнаго не найти: камень вырвался откуда-то изъ середины колонны и угодилъ самоохраннику въ темя. Самоохранникъ всталъ, пошатываясь. Двое изъ его товарищей поддерживали его подъ руки. Въ глазахъ у всехъ трехъ была волчья злоба. ...Да, придумано, что и говорить, толково: разделяй и властвуй. Эти самоохранники точно такъ же спаяны въ одну цепочку -- они, Ченикалъ, Видеманъ, Успенский -- какъ на воле советский активъ спаянъ съ советской властью въ целомъ. Спаянъ кровью, спаянъ ненавистью остальной массы, спаянъ сознаниемъ, что только ихъ солидарность всей банды, только энергия и безпощадность ихъ вождей могутъ обезпечить имъ, если и не очень человеческую, то все-таки жизнь... Ченикалъ зашагалъ рядомъ со мной. -- Вотъ видите, товарищъ Солоневичъ, какая у насъ работа. Вотъ -- пойди, найди... Въ шестомъ бараке ночью въ дежурнаго воспитателя пикой швырнули. -- Какой пикой? -- А такъ: палка, на палке гвоздь. Въ спину угодили. Не {421} сильно, а проковыряли. Вотъ такъ и живемъ. А то вотъ, весной было: въ котелъ въ вольнонаемной столовой наклали битаго стекла. Хорошо еще, что поваръ заметилъ -- крупное стекло было... Я знаете, въ партизанской красной армии былъ; вотъ тамъ -- такъ это война -- не знаешь съ которой стороны резать будутъ, а резали въ капусту. Честное вамъ говорю слово: тамъ и то легче было. Я вежливо посочувствовалъ Ченикалу... ВИДЕМАНЪ ХВАТАЕТЪ ЗА ГОРЛО Придя въ колонию, мы пересчитали свой отрядъ. Шестнадцать человекъ все-таки сбежало. Ченикалъ въ ужасе. Черезъ полчаса меня вызываетъ начальникъ Вохра. У него повадка боа-констриктора, предвкушающаго хороший обедъ и медленно развивающаго свои кольца. -- Такъ -- шестнадцать человекъ у васъ сбежало? -- У меня никто не сбежалъ. Удавьи кольца распрямляются въ матъ. -- Вы мне тутъ янкеля не крутите, я васъ... и т.д. Совсемъ дуракъ человекъ. Я сажусь на столъ, вынимаю изъ кармана образцово показательную коробку папиросъ. Данная коробка была получена въ медгорскомъ распределителе ГПУ по специальной записке Успенскаго (всего было получено сто коробокъ) -- единственная бытовая услуга, которую я соизволилъ взять у Успенскаго . Наличие коробки папиросъ сразу ставитъ человека въ некий привиллегированный разрядъ -- въ лагере въ особенности, ибо коробка папиросъ доступна только привиллегированному сословию... Отъ коробки папиросъ языкъ начальника Вохра прилипаетъ къ его гортани. Я досталъ папиросу, постучалъ мундштукомъ, протянулъ коробку начальнику Вохра: "Курите? А скажите, пожалуйста, сколько вамъ собственно летъ?" -- Тридцать пять, -- ляпаетъ начальникъ Вохра и спохватывается -- попалъ въ какой-то подвохъ. -- А вамъ какое дело, что это вы себе позволяете? -- Некоторое дело есть... Такъ какъ вамъ тридцать пять летъ а не три года, вы бы, кажется, могли понять, что одинъ человекъ не имеетъ никакой возможности уследить за сотней безпризорниковъ, да еще въ лесу. -- Такъ чего же вы расписывались? -- Я расписывался въ наличии рабочей силы. А для охраны существуете вы. Ежели вы охраны не дали -- вы и отвечать будете. А если вы еще разъ попытаетесь на меня орать -- это для васъ можетъ кончиться весьма нехорошо. -- Я доложу начальнику колонии... -- Вотъ съ этого надо бы и начинать... Я зажигаю спичку и вежливо подношу ее къ папиросе начальника Вохра. Тотъ находится въ совсемъ обалделомъ виде. Вечеромъ я отправляюсь къ Видеману. Повидимому, за мной была какая-то слежка -- ибо вместе со мной къ Видеману торопливо {422} вваливается и начальникъ Вохра. Онъ, видимо, боится, что о побеге я доложу первый и не въ его пользу. Начальникъ Вохра докладываетъ: вотъ, дескать, этотъ товарищъ взялъ на работу сто человекъ, а шестнадцать у него сбежало. Видеманъ не проявляетъ никакого волнения: "такъ, говорите, шестнадцать человекъ?" -- Точно такъ, товарищъ начальникъ. -- Ну, и чортъ съ ними. -- Трое вернулись. Сказываютъ, одинъ утопъ въ болоте. Хотели вытащить, да чуть сами не утопли. -- Ну, и чортъ съ нимъ... Начальникъ Вохра балдеетъ снова. Видеманъ оборачивается ко мне: -- Вотъ что, тов. Солоневичъ. Вы остаетесь у насъ. Я звонилъ Корзуну и согласовалъ съ нимъ все, онъ уже давно обещалъ перебросить васъ сюда. Ваши вещи будутъ доставлены изъ Медгоры оперативнымъ отделениемъ... Тонъ -- вежливый, но не допускающий никакихъ возражений. И подъ вежливымъ тономъ чувствуются оскаленные зубы всегда готоваго прорваться административнаго восторга. На душе становится нехорошо. У меня есть подозрения, что Корзуну онъ вовсе не звонилъ , -- но что я могу поделать. Здесь я Видеману, въ сущности, не нуженъ ни къ чему, но у Видемана есть Вохръ, и онъ можетъ меня здесь задержать, если и не надолго, то достаточно для того, чтобы сорвать побегъ. "Вещи будутъ доставлены оперативнымъ отделениемъ" -- значитъ, оперродъ полезетъ на мою полку и обнаружитъ: запасы продовольствия, еще не сплавленные въ лесъ, и два компаса, только что спертые Юрой изъ техникума. Съ моей задержкой -- еще не такъ страшно.
|