Это хлебъ трудовой. Чинилъ проводку и отъ пролетарской барыни на чаекъ, такъ сказать, получилъ. Монтеры и вообще всякий мастеровой народъ ухитрялись даже здесь, въ лагере, заниматься кое-какой "частной практикой". Кто занимался проводкой и починкой электрическаго освещения у вольнонаемныхъ -- т.е. въ чекистскихъ квартирахъ, кто изъ ворованныхъ казенныхъ материаловъ мастерилъ ножи, серпы или даже косы для вольнаго населения, кто чинилъ замки, кто занимался "внутреннимъ товарооборотомъ" по такой примерно схеме: монтеры снабжаютъ кабинку мукомоловъ спертымъ съ электростанции керосиномъ, мукомолы снабдятъ монтеровъ спертой съ мельницы мукой -- все довольны. И все -- сыты. Не жирно, но сыты. Такъ что, напримеръ, Мухинъ высушивалъ на печке почти весь свой пайковый хлебъ и слалъ его, черезъ подставныхъ, конечно, лицъ, на волю, въ Питеръ, своимъ ребятишкамъ. Вся эта рабочая публика жила дружно и спаянно, въ "активъ" не лезла, доносами не занималась, выкручивалась, какъ могла, и выкручивала кого могла. Ленчикъ взялъ свой ламотокъ белаго хлеба и счелъ своимъ долгомъ поддержать Середу: -- Какъ сказано въ писании: даютъ -- бери, а бьютъ -- беги. Середа у насъ парень умственный. Онъ жратву изъ такого места выкопаетъ, где десятеро другихъ съ голоду бы подохли... Говорилъ я вамъ -- ребята у насъ -- гвозди, при старомъ режиме сделаны, не то что какая-нибудь советская фабрикация, -- Ленчикъ похлопалъ по плечу Пиголицу, -- не то, что вотъ -- выдвиженецъ-то этотъ... Пиголица сумрачно отвелъ плечо: {271} -- Бросилъ бы трепаться, Ленчикъ. Что это ты все про старый режимъ врешь. Мало тебя, что ли, по морде били. -- Насчетъ морды -- не приходилось, братокъ, не приходилось. Конечно, люди мы простые. По пьяному делу -- не безъ того, чтобы и потасовочку завести... Былъ грехъ, былъ грехъ... Такъ я, братокъ, на свои деньги пилъ, на заработанныя... Да и денегъ у меня, братокъ, довольно было, чтобы и выпить, и закусить, и машину завести, что-бъ играла вальсъ "Дунайския волны"... А ежели перегрузочка случалась, это значитъ: "извозчикъ, на Петербургскую двугривенный?" За двугривенный две версты бариномъ едешь. Вотъ какъ оно, братокъ. -- И все ты врешь, -- сказалъ Пиголица, -- ужъ вралъ бы въ своей компании -- чортъ съ тобой. -- Для насъ, братокъ, всякъ хороший человекъ -- своя компания. -- Нашъ Пиголица, -- вставилъ свое разъяснение Середа, -- парень хороший. Что онъ несколько волкомъ глядитъ -- это оттого, что въ мозгахъ у него малость промфинплана не хватаетъ. И чего ты треплешься, чучело? Говорятъ люди, которые почище твоего видали. Сиди и слушай. Про хорошую жизнь и въ лагере вспомнить приятно. -- А вотъ я послушаю, -- раздраженно сказалъ Пиголица. -- Все вы старое хвалите, какъ сговорились, а вотъ я свежаго человека спрошу. -- Ну, ну... Спроси, спроси. Пиголица испытующе уставился въ меня. -- Вы, товарищъ, старый режимъ, вероятно, помните? -- Помню. -- Значитъ, и закусочку, и выпивку покупать приходилось? -- Не безъ того. -- Вотъ старички эти меня разыгрывали -- ну, они сговорившись. Вотъ, скажемъ, если Ленчикъ далъ бы мне въ старое время рубль и сказалъ: пойди, купи... -- дальнейшее Пиголица сталъ отсчитывать по пальцамъ: -- полбутылки водки, фунтъ колбасы, белую булку, селедку, два огурца... да, что еще... да, еще папиросъ коробку -- такъ сколько съ рубля будетъ сдачи? Вопросъ Пиголицы засталъ меня несколько врасплохъ. Чортъ его знаетъ, сколько все это стоило... Кроме того, въ Советской России не очень ужъ удобно вспоминать старое время, въ особенности не въ терминахъ оффициальной анафемы. Я слегка замялся. Мухинъ посмотрелъ на меня со своей невеселой улыбкой. -- Ничего, не бойтесь, у парня въ голове -- путаница, а такъ, онъ парень ничего, въ стукачахъ не работаетъ... Я самъ напомню, полбутылки... -- А ты не подсказывай, довольно уже разыгрывали. Ну, такъ сколько будетъ сдачи? Я сталъ отсчитывать -- тоже по пальцамъ: полбутылки, примерно, четвертакъ, колбаса -- вероятно, тоже (Мухинъ подтверждающе кивнулъ головой, и Пиголица безпокойно оглянулся на него), {272} булка -- пятакъ, селедка -- копейки три, огурцы -- тоже вроде пятака, папиросы... Да, такъ съ двугривенный сдачи будетъ. -- Никакихъ сдачей, -- восторженно заоралъ Ленчикъ, -- кутить, такъ кутить. Гони, Пиголица, еще пару пива и четыре копейки сдачи. А? Видалъ миндалъ? Пиголица растерянно и подозрительно осмотрелъ всю компанию. -- Что? -- спросилъ Мухинъ, -- опять скажешь: сговорившись? Видъ у Пиголицы былъ мрачный, но отнюдь не убежденный. -- Все это -- ни черта подобнаго. Если бы такия цены были -- и революции никакой не было бы. Ясно. -- Вотъ такие-то умники, вроде тебя, революцию и устраивали. -- А ты не устраивалъ? -- Я? -- Ну да, ты. -- Такихъ умниковъ и безъ меня хватало, -- не слишкомъ искренно ответилъ Середа. -- Тебе, Пиголица, -- вмешался Ленчикъ, -- чтобы прорывъ въ мозгахъ заткнуть, нужно по старымъ ценамъ не иначе какъ рублей тысячу пропить.
|