А такъ вотъ -- еще мучаюсь. И еще съ годъ придется помучиться. Въ тоне Миши былъ упрекъ Марковичу. Почти такой же упрекъ только въ еще более трагическихъ обстоятельствахъ пришлось мне услышать, на этотъ разъ по моему адресу, отъ профессора Авдеева. А Миша въ мае месяце померъ. Года промучиться еще не пришлось. НАБАТЪ Такъ мы проводили наши редкие вечера у печки товарища Марковича, то опускаясь въ философския глубины бытия, то возвращаясь къ прозаическимъ вопросамъ о лагере, о еде, о рыбьемъ жире. Въ эти времена рыбий жиръ спасалъ насъ отъ окончательнаго истощения. Если для средняго человека "концлагерная кухня" означала стабильное недоедание, то, скажемъ, для Юры съ его растущимъ организмомъ и пятью съ половиною пудами весу -- лагерное меню грозило полнымъ истощениемъ. Всякими правдами и неправдами (преимущественно, конечно, неправдами) мы добывали рыбий жиръ и делали такъ: въ миску крошилось съ полфунта хлеба и наливалось съ полстакана рыбьяго жиру. Это казалось необыкновенно вкуснымъ. Въ такой степени, что Юра проектировалъ: когда проберемся заграницу, обязательно будемъ устраивать себе такой пиръ каждый день. Когда перебрались, попробовали: ничего не вышло... Къ этому времени горизонты наши прояснились, будущее стало казаться полнымъ надеждъ, и мы, изредка выходя на берегъ Свири, оглядывали прилегающие леса и вырабатывали планы переправы черезъ реку на северъ, въ обходъ Ладожскаго озера -- тотъ приблизительно маршрутъ, по которому впоследствии пришлось идти Борису. Все казалось прочнымъ и урегулированнымъ. Однажды мы сидели у печки Марковича. Самъ онъ где-то мотался по редакционно-агитационнымъ деламъ... Поздно вечеромъ онъ вернулся, погрелъ у огня иззябшия руки, выглянулъ въ соседнюю дверь, въ наборную, и таинственно сообщилъ: -- Совершенно секретно: едемъ на БАМ. Мы, разумеется, ничего не понимали. -- На БАМ... На Байкало-Амурскую магистраль. На Дальний Востокъ. Стратегическая стройка... Свирьстрой -- къ чорту... Подпорожье -- къ чорту. Все отделения сворачиваются. Все до последняго человека -- на БАМ. По душе пробежалъ какой-то, еще неопределенный, холодокъ... Вотъ и поворотъ судьбы "лицомъ къ деревне"... Вотъ и мечты, планы, маршруты и "почти обезпеченное бегство"... Все {136} это летело въ таинственную и жуткую неизвестность этого набатнаго звука "БАМ"... Что же дальше? Дальнейшая информация Марковича была несколько сбивчива. Начальникомъ отделения полученъ телеграфный приказъ о немедленной, въ течение двухъ недель, переброске не менее 35.000 заключенныхъ со Свирьстроя на БАМ. Будутъ брать, видимо, не всехъ, но кого именно -- неизвестно. Не очень известно, что такое БАМ -- не то стройка второй колеи Амурской железной дороги, не то новый путь отъ северной оконечности Байкала по параллели къ Охотскому морю... И то, и другое -- приблизительно одинаково скверно. Но хуже всего -- дорога: не меньше двухъ месяцевъ езды... Я вспомнилъ наши кошмарныя пять сутокъ этапа отъ Ленинграда до Свири, помножилъ эти пять сутокъ на 12 и получилъ результатъ, отъ котораго по спине поползли мурашки... Два месяца? Да кто же это выдержитъ? Марковичъ казался пришибленнымъ, да и все мы чувствовали себя придавленными этой новостью... Какимъ-то еще неснившимся кошмаромъ вставали эти шестьдесятъ сутокъ заметенныхъ пургой полей, ледяного ветра, прорывающагося въ дыры теплушекъ, холода, голода, жажды. И потомъ БАМ? Какия-то якутския становища въ страшной Забайкальской тайге? Новостройка на трупахъ? Какъ было на канале, о которомъ одинъ старый "белморстроевецъ" говорилъ мне: "тутъ, братишка, на этихъ самыхъ плотинахъ больше людей въ землю вогнано, чемъ бревенъ"... Оставался, впрочемъ, маленький просветъ: эвакуационнымъ диктаторомъ Подпорожья назначался Якименко... Можетъ бытъ, тутъ удастся что-нибудь скомбинировать... Можетъ быть, опять какой-нибудь Шпигель подвернется? Но все эти просветы были неясны и нереальны. БАМ же вставалъ передъ нами зловещей и реальной массой, навалившейся на насъ почти такъ же внезапно, какъ чекисты въ вагоне № 13... Надъ тысячами метровъ развешенныхъ въ баракахъ и на баракахъ, протянутыхъ надъ лагерными улицами полотнищъ съ лозунгами о перековке и переплавке, о строительстве социализма и безклассоваго общества, о мировой революции трудящихся и о прочемъ -- надъ всеми ними, надъ всемъ лагеремъ точно повисъ багровой спиралью одинъ единственный невидимый, но самый действенный: "все равно пропадать". ЗАРЕВО "Совершенно секретная" информация о БАМе на другой день стала известна всему лагерю. Почти пятидесятитысячная "трудовая" армия стала, какъ вкопанная. Былъ какой-то моментъ нерешительности, колебания -- и потомъ все сразу полетело ко всемъ чертямъ... Въ тотъ же день, когда Марковичъ ошарашилъ насъ этимъ БАМомъ, изъ Ленинграда, Петрозаводска и Медвежьей Горы въ Подпорожье прибыли и новыя части войскъ ГПУ.
|