Мало кому изъ беглецовъ удавалось прорваться даже черезъ эту первую цепь охраны... И для переправы черезъ реку я прибегъ къ целой инсценировке. Въ своемъ беломъ медицинскомъ халате, съ украшенными красными крестами сумками, я торопливо сбежалъ къ берегу, изображая страшную спешку. У воды несколько бабъ стирали {498} белье, рыбаки чинили сети, а двое ребятишекъ съ лодочки удили рыбу. Регулярно обходящаго берегъ красноармейскаго патруля не было видно. -- Товарищи, -- возбужденно сказалъ я рыбакамъ. -- Дайте лодку поскорее! Тамъ, на другомъ берегу, человекъ умираетъ. Лошадь ему грудь копытомъ пробила... Каждая минута дорога... -- Ахъ, ты, Господи, несчастье-то какое!.. Что-жъ его сюда не привезли? -- Да трогаться съ места нельзя. На дороге помереть можетъ. Шутка сказать: грудная клетка вся сломана. Нужно на месте операцию делать. Вотъ у меня съ собой и все инструменты и перевязки... Можетъ, Богъ дастъ, еще успею... -- Да, да... Верно... Эй, ребята, -- зычно закричалъ старше рыбакъ. -- Греби сюда. Вотъ доктора отвезите на ту сторону. Да что-бъ живо... Малыши посадили меня въ свою лодочку и подъ соболезнующия замечания поверившихъ моему разсказу рыбаковъ я отъехалъ отъ берега. Вечерело. Солнце уже опускалось къ горизонту, и его косые лучи, отражаясь отъ зеркальной поверхности реки, озаряли все золотымъ сияниемъ... Где-то тамъ, на западе, лежалъ свободный миръ, къ которому я такъ жадно стремился. И я вспомнилъ слова поэта: "Тамъ, за далью непогоды, Есть блаженная страна; Не темнеютъ неба своды, Не проходитъ тишина... Но туда выносятъ волны Только бодраго душой. Смело, братья, ветромъ полный, Прямъ и крепокъ парусъ мой"... Вотъ, наконецъ, и северный берегъ. Толчекъ -- и лодка стала. Я наградилъ ребятъ и направился къ отдаленнымъ домикамъ этого пустыннаго берега, где находился воображаемый пациентъ... Зная, что за мной могутъ следить съ другого берега, я шелъ медленно и не скрываясь. Зайдя за холмикъ, я пригнулся и скользнулъ въ кусты. Тамъ, выбравъ укромное местечко, я прилегъ и сталъ ждать наступления темноты. Итакъ, две задачи уже выполнены успешно: я выбрался изъ лагеря и переправился черезъ реку. Какъ будто немедленной погони не должно быть. А къ утра я буду уже въ глубине карельскихъ лесовъ и болотъ... Ищи иголку въ стоге сена! На мне плащъ, сапоги, рюкзакъ. Есть немного продуктовъ и котелокъ. Компаса, правда, нетъ, но есть компасная стрелка, зашитая въ рукаве. Карты тоже нетъ, но какъ-то на аудиенции у начальника лагеря я присмотрелся къ висевшей на стене карте -- идти сперва 100 километровъ прямо на северъ, потомъ еще 100 на северо-западъ и потомъ свернуть прямо на западъ, пока, если {499} Богъ дастъ, не удастся перейти границы между волей и тюрьмой... Темнело все сильнее. Где-то вдали гудели паровозы, смутно слышался городской шумъ и лай собакъ. На моемъ берегу было тихо. Я перевелъ свое снаряжение на походный ладъ, снялъ медицинский халатъ, досталъ свою драгоценную компасную стрелку, надевъ ее на булавку, наметилъ направление на N и проверилъ свою боевую готовность. Теперь, если не будетъ роковыхъ случайностей, успехъ моего похода зависитъ отъ моей воли, силъ и опытности. Мосты къ отступлению уже сожжены. Я уже находился въ "бегахъ". Сзади меня уже ждала пуля, а впереди, если повезетъ, -- свобода. Въ торжественномъ молчании наступившей ночи я снялъ шапку и перекрестился. Съ Богомъ! Впередъ! СРЕДИ ЛеСОВЪ И БОЛОТЪ Теперь возьмите, другъ-читатель, карту "старушки-Европы". Тамъ къ северо-востоку отъ Ленинграда вы легко найдете большую область Карелию, на территории которой живетъ 150.000 "вольныхъ" людей и 350.000 заключенныхъ въ лагери ГПУ... Если вы всмотритесь более пристально и карта хороша, вы между величайшими въ Европе озерами -- Ладожскимъ и Онежскимъ -- заметите тоненькую ниточку реки и на ней маленький кружокъ, обозначающий городокъ. Вотъ изъ этого -то городка, Лодейное Поле, на окраине котораго расположенъ одинъ изъ лагерей, я и бежалъ 28 июля 1934 года. Какимъ маленькимъ кажется это разстояние на карте! А въ жизни -- это настоящий "крестный путь"... Впереди передо мной былъ трудный походъ -- километровъ 250 по прямой линии. А какая можетъ быть "прямая линия", когда на пути лежатъ болота, считающияся непроходимыми, когда впереди дикие, заглохшие леса, где сеть озеръ переплелась съ реками, где каждый клочекъ удобной земли заселенъ, когда местное население обязано ловить меня, какъ дикаго зверя, когда мне нельзя пользоваться не только дорогами, но и лесными тропинками изъ-за опасности встречъ, когда у меня нетъ карты и свой путь я знаю только ориентировочно, когда посты чекистовъ со сторожевыми собаками могутъ ждать меня за любымъ кустомъ... Легко говорить -- "прямой путь!" И все это одному, отрываясь отъ всего, что дорого человеческому сердцу -- отъ Родины, отъ родныхъ и любимыхъ. Тяжело было у меня на душе въ этотъ тихий июльский вечеръ... ВПЕРЕДЪ! Идти ночью съ грузомъ по дикому лесу...
|