Раннимъ утромъ мы подошли къ высокому обрывистому берегу какой-то речки или протока. Противоположный берегъ, такой же крутой и обрывистый, виднелся въ версте отъ насъ, полускрытый полосами утренняго тумана. Мы пошли на северо-западъ въ надежде найти более узкое место для переправы. Часа черезъ два ходьбы мы увидели, что река расширяется въ озеро -- версты въ две шириной и версты три-четыре длиной. Въ самомъ отдаленномъ, северо-западномъ, углу озера виднелась церковка, несколько строений и -- что было хуже всего -- виднелся мостъ. Мостъ означалъ обязательное наличие пограничной заставы. На северо-западъ хода не было. Мы повернулись и пошли назадъ. Еще часа черезъ три ходьбы -- причемъ, за часъ мы успевали пройти не больше полутора-двухъ верстъ -- решили прилечь отдохнуть. Прилегли. Юра слегка задремалъ. Сталъ было дремать и я, но откуда-то съ юга донеслось звяканье деревянныхъ колокольчиковъ, которые привязываются на шеи карельскимъ коровамъ. Я приподнялся. Звукъ, казалось, былъ еще далеко -- и вдругъ въ несколькихъ десяткахъ шаговъ прямо на насъ вылазитъ стадо коровъ. Мы схватили наши рюкзаки и бросились бежать. Сзади насъ раздался какой-то крикъ: {468} это кричалъ пастухъ, но кричалъ ли онъ по нашему адресу или по адресу своихъ коровъ -- разобрать было нельзя. Мы свернули на юго-востокъ. Но впереди снова раздалось дребезжанье колокольчиковъ и стукъ топоровъ. Выходило нехорошо. Оставалось одно -- сделать огромный крюкъ и обойти деревню съ мостомъ съ северо-востока. Пошли. Часа черезъ три-четыре мы вышли на какую-то опушку. Юра сложилъ свой рюкзакъ, выползъ, осмотрелся и сообщилъ: дорога. Высунулся и я. Это была новая съ иголочки дорога -- одинъ изъ техъ стратегическихъ путей, которые большевики проводятъ къ финской границе. Оставалось перебежать эту дорогу. Взяли стартъ и, пригнувшись, перебежали на другую сторону. Тамъ стоялъ телеграфный столбъ съ какими-то надписями, и мы решили рискнуть подойти къ столбу и посмотреть -- а вдругъ мы у же на финляндской территории. Подошли къ столбу -- увы, советския обозначения. И вотъ слышу сзади чей-то неистовый крикъ: стоо-ой... Я только мелькомъ успелъ заметить какую-то человеческую фигуру, видимо, только что вынырнувшую изъ лесу шагахъ въ сорока-пятидесяти отъ насъ. Фигура выхватила откуда-то что-то весьма похожее на револьверъ. Въ дальнейшее мы всматриваться не стали... Сзади насъ бухнули два или три револьверныхъ выстрела, почти заглушенные топотомъ нашихъ ногъ. Возможно, что "пули свистали надъ нашими головами", но намъ было не до свиста -- мы мчались изо всехъ нашихъ ногъ. Я запнулся за какой-то корень, упалъ и, подымаясь, разслышалъ чьи-то вовсе ужъ идиотские крики: "стой, стой" -- такъ мы и стали бы стоять и ждать!.. Потомъ некто остроумный заоралъ: "держи" -- кто бы тутъ насъ сталъ держать?... Мы пробежали около версты и приостановились. Дело было неуютнымъ: насъ заметили приблизительно въ версте-полутора отъ деревни, въ деревне -- въ этомъ нетъ никакого сомнения -- расположена чекистская застава, у заставы -- конечно, собаки, и черезъ минуть 15-20 эти собаки будутъ спущены по нашему следу. И, конечно, будетъ устроена облава. Какъ устраивались облавы -- объ этомъ мы въ Динамо выудили самыя исчерпывающия сведения. На крики таинственной фигуры кто-то отвечалъ криками изъ деревни, и послышался разноголосый собачий лай. Я очень плохой бегунъ на длинныя дистанции. Полтора километра по беговой дорожке для меня -- мука мученическая. А тутъ мы бежали около трехъ часовъ, да еще съ трехпудовыми рюкзаками, по сумасшедшему хаосу камней, ямъ, корней, поваленныхъ стволовъ и, чортъ его знаетъ, чего еще. Правда, мы три раза останавливались, но не для отдыха. Въ первый разъ мы смазывали наши подошвы коркой отъ копченаго сала, второй -- настойкой изъ махорки, третий -- нашатырнымъ спиртомъ. Самая гениальная ищейка не могла бы вообразить, что первичный запахъ нашихъ сапогъ, потомъ соблазнительный ароматъ копченаго сала, потомъ махорочная вонь, потомъ едкия испарении нашатырнаго спирта -- что все это относится къ одному и тому же следу. {469} Мы бежали три часа -- дистанция, такъ сказать, марафонскаго бега. И -- ничего. Сердце не разорвалось: нервы -- великая вещь. Когда нужно, человекъ способенъ на самый неправдоподобныя вещи... Плохо было то, что мы попали въ ловушку. Конечнымъ пунктомъ нашего пробега оказалось какое-то озеро, къ востоку переходившее въ широкое и со всехъ сторонъ открытое болото. Мы вернулись полверсты назадъ, взобрались на какую-то горку, сняли рюкзаки. Юра посмотрелъ на часы и сказалъ: -- Протрепали, оказывается, три часа: въ жизни бы не поверилъ... Откуда-то отъ дороги несся собачий лай. Собакъ, видимо, было много. Раздались три выстрела: одинъ изъ винтовки -- сухой и резкий, два -- изъ охотничьихъ ружей -- гулкие и раскатистые...
|