Юра былъ настроенъ весело и боеспособно и даже напевалъ: -- Что УРЧ грядущий намъ готовить? Ничего путнаго отъ этого "грядущаго УРЧа" ждать не приходилось... ТРЕТиЙ ЛАГПУНКТЪ УРЧ медгорскаго отделения приблизительно такое же завалящее и отвратное заведение, какимъ было и наше подпорожское УРЧ. Между нарядчикомъ УРЧ и нашимъ начальникомъ конвоя возникаетъ дискуссия. Конвой сдалъ насъ и получилъ расписку. Но у нарядчика УРЧ нетъ конвоя, чтобы переправить насъ на третий лагпунктъ. Нарядчикъ требуетъ, чтобы туда доставилъ насъ нашъ подпорожский конвой. Начальникъ конвоя растекается соловьинымъ {251} матомъ и исчезаетъ. Намъ, следовательно, предстоитъ провести ночь въ новыхъ урчевскихъ закоулкахъ. Возникаетъ перебранка, въ результате которой мы получаемъ сопроводительную бумажку для насъ и сани -- для нашего багажа. Идемъ самостоятельно, безъ конвоя. На третьемъ лагпункте часа три тыкаемся отъ лагпунктоваго УРЧ къ начальнику колонны, отъ начальника колонны -- къ статистикамъ, отъ статистиковъ -- къ какимъ-то старостамъ и, наконецъ, попадаемъ въ баракъ № 19. Это высокий и просторный баракъ, на много лучше, чемъ на Погре. Горитъ электричество. Оконъ раза въ три больше, чемъ въ Погровскихъ баракахъ. Холодъ -- совсемъ собачий, ибо печекъ только две. Посередине одной изъ длинныхъ сторонъ барака -- нечто вроде ниши съ окномъ -- тамъ "красный уголокъ": столъ, покрытый кумачемъ, на столе -- несколько агитационныхъ брошюрокъ, на стенахъ -- портреты вождей и лозунги. На нарахъ -- много пустыхъ местъ: только что переправили на северъ очередную партию сокращенной публики. Дня черезъ три-четыре будутъ отправлять еще одинъ этапъ. Въ него рискуемъ попасть и мы. Но -- довлеетъ дневи злоба его. Пока что -- нужно спать. Насъ разбудили въ половине шестого -- идти въ Медгору работу. Но мы знаемъ, что ни въ какую бригаду мы еще нечислены, и поэтому повторяемъ нашъ погровский приемъ: выходимъ, окалачиваемся по уборнымъ, пока колонны не исчезаютъ, и потомъ снова заваливаемся спать. Утромъ осматриваемъ лагпунктъ. Да, это несколько лучше Погры. Не на много, но все же лучше. Однако, пройти изъ лагпункта въ Медгору мне не удается. Ограды, правда, нетъ, но между Медгорой и лагпунктомъ -- речушка Вичка, не замерзающая даже въ самыя суровыя зимы. Берега ея -- въ отвесныхъ сугробахъ снега, обледенелыхъ отъ брызгъ стремительнаго течения... Черезъ такую речку пробираться -- крайне некомфортабельно. А по дороге къ границе такихъ речекъ -- десятки... Нетъ, зимой мы бы не прошли... На этой речке -- мостъ, и на мосту -- "попка". Нужно получить пропускъ отъ начальника лагпункта. Иду къ начальнику лагпункта. Тотъ смотритъ подозрительно и отказываетъ наотрезъ: "Никакихъ пропусковъ, а почему вы не на работе?" Отвечаю: прибыли въ пять утра. И чувствую: здесь спецовскимъ видомъ никого не проймешь. Мало-ли специалистовъ проходили черезъ третий лагпунктъ, чистку уборныхъ и прочия удовольствия. Методы психолоческаго воздействия здесь должны быть какие-то другие. Какие именно -- я еще не знаю. Въ виду этого мы вернулись въ свой красный уголокъ, засели за шахматы. Днемъ насъ приписали къ бригаде какого-то Махоренкова. Къ вечеру изъ Медгоры вернулись бригады. Публика -- очень путаная. Несколько преподавателей и инженеровъ. Какой-то химикъ. Много рабочихъ. И еще больше урокъ. Какой-то урка подходитъ ко мне и съ дружественнымъ видомъ щупаетъ добротность моей кожанки. -- Подходящая кожанка. И где это вы ее купили? {252} По роже урки видно ясно: онъ подсчитываетъ -- за такую кожанку не меньше какъ литровъ пять перепадетъ -- обязательно сопру... Урки въ бараке -- это хуже холода, тесноты, вшей и клоповъ. Вы уходите на работу, ваши вещи и ваше продовольствие остаются въ бараке, вместе съ вещами и продовольствиемъ ухитряется остаться какой-нибудь урка. Вы возвращаетесь -- и ни вещей, ни продовольствия, ни урки. Черезъ день-два урка появляется. Ваше продовольствие съедено, ваши вещи пропиты, но въ этомъ пропитии принимали участие не только урки, но и кто-то изъ местнаго актива -- начальникъ колонны, статистикъ, кто-нибудь изъ УРЧ и прочее. Словомъ, взывать вамъ не къ кому и просить о разследовании тоже некого. Бывалые лагерники говорили, что самое простое, когда человека сразу по прибытии въ лагерь оберутъ, какъ липку, и человекъ начинаетъ жить по классическому образцу: все мое ношу съ собой. Насъ на Погре ограбить не успели -- въ силу обстоятельствъ, уже знакомыхъ читателю, и подвергаться ограблению намъ очень не хотелось. Не только въ силу, такъ сказать, обычнаго человеческаго эгоизма, но также и потому, что безъ некоторыхъ вещей бежать было бы очень некомфортабельно. Но урки -- это все-таки не активъ. Дня два-три мы изворачивались такимъ образомъ: навьючивали на себя елико возможное количество вещей, и такъ и шли на работу.
|