Линия всехъ этихъ упоительныхъ звуковъ растянулась примерно отъ береговъ озера, на которомъ стояла деревушка, до вероятной оконечности болота. Стало ясно, что для нашей поимки мобилизовали и деревенскихъ собакъ (ГПУ-ские ищейки не лаютъ), и деревенскихъ комсомольцевъ, которымъ до насъ, въ сущности, никакого дела нетъ, но которые, войдя въ лесъ, будутъ охвачены инстинктомъ охоты за самымъ благороднымъ зверемъ -- за человекомъ. Итакъ, мы находились въ треугольнике, одна сторона котораго -- юго-западная -- была закрыта цепью озеръ, другая -- юго-восточная -- была охвачена облавой и третья -- северо восточная -- была заперта озеромъ и болотомъ. Оставалось идти на северо-востокъ въ надежде найти тамъ, въ вершине треугольника, какой-нибудь более или менее доступный выходъ -- перешеекъ, узкий протокъ между озерами или что-нибудь въ этомъ роде... Пошли. Я шелъ, уже еле волоча ноги и въ тысячный разъ проклиная свою совестливость или свое слабодушие. Нетъ, тамъ, въ Медгоре, нужно было свернуть шею Левину и добыть оружие... Если бы у насъ теперь -- по двухстволке и, скажемъ, по нагану -- мы бы имъ показали облаву... Мы бы показали этимъ комсомольцамъ -- что это за охота за человекомъ. .. лучше отъ такой охоты воздержаться... Конечно, и я, и Юра -- стрелки не Богъ весть какие, но одно дело уметь стрелять -- совсемъ другое дело уметь использовать огнестрельное оружие. Я-то еще туда-сюда, нервы не те, а съ Юрой по этому делу лучше и не связываться... Да, мы бы имъ показали облаву... А теперь -- оружия нетъ и жизнь виситъ совсемъ на волоске... Въ следующий разъ -- если, не дай Богъ, онъ случится -- я переломаю кому нужно кости безо всякой оглядки на высокия материи... Словомъ -- былъ очень золъ. На наше счастье уже начало темнеть. Мы уткнулись въ еще какое-то озеро, прошли надъ его берегомъ еще версты две; ноги подгибались окончательно, рюкзакъ опять сползъ внизъ и снова ободралъ мою рану, -- передъ нами разстилалось все то же озеро -- версты полторы две водной глади, уже начинавшей затягиваться сумерками. Облава все приближалась, собачий лай и выстрелы слышны были все яснее. Наконецъ, мы добрели до места, где озеро -- или протокъ -- слегка суживалось и до противоположнаго {470} берега было, во всякомъ случае, не больше версты . Решили плыть. Спустились къ берегу, связали изъ бурелома нелепый и шаткий плотикъ, грузоподъемности, примерно, достаточной для обоихъ нашихъ рюкзаковъ. За это время стемнело уже совсемъ. Разделись, полезли въ воду. Комары облепили насъ -- какъ всегда при переправахъ; было мелко и топко, мы побрели по тинистому, вязкому, слизкому тесту топкаго дна, дошли до пояса и начали плыть... Только что отплыли метровъ на десять -- пятнадцать -- слышу: где-то вдали какой-то мерный стукъ. -- Вероятно -- грузовикъ по ту сторону озера, -- сказалъ Юра. -- Плывемъ дальше. -- Нетъ, давай подождемъ. Остановились. Вода оказалась еще неглубокой -- до плечъ. Подождали. Минуты черезъ две-три стало совсемъ ясно: съ севера, съ верховьевъ реки или озера, съ большой скоростью идетъ какая-то моторная лодка. Стукъ мотора становился все слышнее и слышнее, где-то за поворотомъ берега мелькнуло что-то очень похожее на лучъ прожектора. Мы панически бросились назадъ къ берегу. Разбирать плотикъ и багажъ было некогда. Мы схватили плотикъ, какъ носилки, но онъ сразу развалился. Лихорадочно и ощупью мы подобрали его обломки, собрали наши вещи, рюкзаки и одежду... Моторка была совсемъ ужъ близко, и лучъ ея прожектора тщательно ощупывалъ прибрежные кусты. Мы нырнули въ мокрую траву за какими-то кустиками, прижались къ земле и смотрели, какъ моторка съ истинно сволочной медленностью шла мимо нашего берега, и щупальцы прожектора обыскивали каждый кустъ. Потомъ мокрыя ветки прикрывавшаго насъ куста загорелись белымъ электрическимъ светомъ -- мы уткнули лица въ траву, и я думалъ о томъ, что наше присутствие не такъ ужъ хитро обнаружить, хотя бы по темъ тучамъ комаровъ, которые вились надъ нашими голыми спинами. Но лучъ равнодушно скользнулъ надъ нашими головами. Моторка торжественно проследовала внизъ. Мы подняли головы. Изъ мокрой тьмы въ луче прожектора возникали упавшие въ воду стволы деревьевъ, камышъ, каменныя осыпи берега. Потомъ моторка завернула за какой-то полуостровъ, и стукъ ея мотора постепенно затихъ вдали . Стояла кромешная тьма. О томъ, чтобы въ этой тьме сколотить плотикъ, и думать было нечего. Мы, дрожа отъ холода, натянули наше промокшее одеяние, ощупью поднялись на несколько метровъ выше изъ прибрежнаго болота, нащупали какую-то щель въ скале и уселись тамъ. Просидели почти всю ночь молча, неподвижно, чувствуя, какъ отъ холода начинаютъ неметь внутренности... Передъ раз светомъ мы двинулись дальше.
|