Социалисты, мать вашу... Вотъ вамъ социалисты -- ваши германские друзья и приятели... Разве мы, марксисты, этого не предсказывали, что они готовятъ фашизмъ, что они будутъ лизать пятки любому Гитлеру, что они точно такъ {176} же продадутъ и предадутъ германская массы, какъ вотъ вы продали русския? А теперь -- тоже вроде васъ -- думаютъ: ахъ, какие мы девственные, ахъ, какие мы чистые... Ахъ, мы никого не насиловали... А что этихъ социалистовъ всякий, у кого есть деньги, .... и спереди, и сзади -- такъ ведь это же за настоящия деньги, за валюту, не за какой-нибудь советский червонецъ... Не за трудовой кусокъ хлеба! Голосъ Чекалина сталъ визгливъ. Онъ жестикулировалъ своимъ буттербродомъ изъ репы, икра разлеталась во все стороны, но онъ этого не замечалъ... Потомъ онъ какъ-то спохватился... -- Простите, что я такъ крою... Это, понимаете, не васъ персонально... Давайте, что ли, выпьемъ... Выпили. -- ... Не васъ персонально. Что -- васъ разстреливать? Это всякий дуракъ можетъ. А вотъ вы мне ответьте... Я подумалъ о той смертельной братской ненависти, которая и разделяетъ, и связываетъ эти две подсекты социализма -- большевиковъ и меньшевиковъ. Ненависть эта тянется уже полвека, и говорить о ней -- не стоило. -- Ответить, конечно, можно было-бы, но это -- не моя тема. Я, видите-ли, никогда въ своей жизни ни на секунду не былъ социалистомъ. Чекалинъ уставился на меня въ недоумении и замешательстве. Вся его филлипика пролетела впустую, какъ зарядъ картечи сквозь привидение. -- Ахъ, такъ... Тогда -- извините... Не зналъ. А кемъ же вы были? -- Говоря ориентировочно -- монархистомъ. О чемъ ваше уважаемое заведение имеетъ исчерпывающия данныя. Такъ, что и скромничать не стоитъ. Видно было: Чекалинъ чувствовалъ, что со всемъ своимъ негодованиемъ противъ социалистовъ онъ попалъ въ какое-то глупое и потому безпомощное положение. Онъ воззрился на меня съ какимъ-то недоумениемъ. -- Послушайте. Документы я ваши виделъ... въ вашемъ личномъ деле. Ведь вы же изъ крестьянъ. Или -- документы липовые? -- Документы настоящие... Предупреждаю васъ по хорошему -- насчетъ классоваго анализа здесь ничего не выйдетъ. Маркса я знаю не хуже, чемъ Бухаринъ. А если и выйдетъ -- такъ совсемъ не по Марксу... Насчетъ классоваго анализа -- и не пробуйте... Чекалинъ пожалъ плечами. -- Ну, въ этомъ разрезе монархия для меня -- четвертое измерение. Я понимаю представителей дворянскаго землевладения. Тамъ были прямые классовые интересы... Что вамъ отъ монархии? -- Много. Въ частности то, что монархия была единственнымъ стержнемъ государственной жизни. Правда, не густымъ, но все же единственнымъ. Чекалинъ несколько оправился отъ своего смущения и {177} смотрелъ на меня съ явнымъ любопытствомъ такъ, какъ некий ученый смотрелъ бы на некое очень любопытное ископаемое. -- Та-акъ... Вы говорите -- единственнымъ стержнемъ... А теперь, дескать, съ этого стержня сорвались и летимъ, значитъ, къ чортовой матери. -- Давайте уговоримся -- не митинговать. Массъ тутъ никакихъ нету. Мировая революция лопнула явственно. Куда же мы летимъ? -- Къ строительству социализма въ одной стране, -- сказалъ Чекалинъ, и въ голосе его особенной убедительности не было. -- Такъ... А вы не находите, что все это гораздо ближе стоитъ къ какой-нибудь весьма свирепой азиатской деспотии, чемъ къ самому завалящему социализму? И сколько народу придется еще истребить, чтобы построить этотъ социализмъ такъ, какъ онъ строится теперь -- то-есть пулеметами. И не останется ли, въ конце концовъ, на всей пустой русской земле два настоящихъ социалиста, безо всякихъ уклоновъ -- Сталинъ и Кагановичъ? -- Это, извините, жульническая постановка вопроса. Конечно, безъ жертвъ не обойтись. Вы говорите -- пулеметами? Что-жъ, картофель тоже штыками выколачивали... Не нужно слишкомъ ужъ высоко ценить человеческую жизнь. Когда правительство строитъ железную дорогу -- оно тоже приноситъ человеческия жертвы. Статистика, кажется, даже подсчитала, что на столько-то километровъ пути приходится столько-то человеческихъ жертвъ въ годъ. Такъ что-жъ, по вашему, и железныхъ дорогъ не строить? Тутъ ничего не поделаешь... математика... Такъ и съ нашими эшелонами... Конечно, тяжело... Вотъ вы несколько снизили процентъ этихъ несчастныхъ случаевъ, но въ общемъ -- все это пустяки. Командиръ, который въ бою будетъ заботиться не о победе, а о томъ, какъ бы избежать потерь -- такой командиръ ни черта не стоитъ. Такого выкрасить и выбросить... Вы говорите -- зверства революции. Пустое слово. Зверства тогда остаются зверствами, когда ихъ недостаточно. Когда оне достигаютъ цели -- оне становятся святой жертвой. Армия, которая пошла въ бой, потеряла десять процентовъ своего состава и не достигла цели -- она эти десять процентовъ потеряла зря.
|