И когда месяцемъ позже я пришелъ сюда уже не для вылавливания футболистовъ, а для организации физкультуры, полуторатысячная масса "лагернаго населения" въ течение одного выходного дня построила гимнастический городокъ и выровняла три площадки для волейбола. Въ карельскихъ условияхъ это была весьма существенная работа -- приходилось выворачивать камни по пять-десять тоннъ весомъ и таскать носилками песокъ для засыпки образовавшихся ямъ. Но эта работа была сделана быстро и дружно. Когда я сталъ проводить занятия по легкой атлетике, то выяснилось, что изъ людей, пытавшихся толкать ядро, шесть человекъ -- безъ всякой тренировки и, ужъ конечно, безъ всякаго стиля -- толкнули его за 11 метровъ. Какой-то крестьянинъ среднихъ летъ, въ сапогахъ и арестантскомъ платье, тоже безъ тренировки и тоже безъ стиля, прыгнулъ въ длину 5,70; онъ же толкнулъ ядро на 11.80. Это и есть та черноземная сила, которая русскимъ дореволюционнымъ спортомъ не была затронута совершенно, но которая, при некоторой тренировке, могла бы не оставить ни одной стране ни одного мирового рекорда. Я не могу объ этомъ говорить съ цифрами въ рукахъ, какъ могу говорить о рекордахъ, но я совершенно уверенъ въ томъ, что въ этомъ "черноземе" -- не только физическая сила. Отсюда шли Мамонтовы, Морозовы, Рябушинские, Горькие и Репины. Если сейчасъ физическая сила подорвана зверски, то интеллектуальная сила этого "чернозема", закаленная полуторадесятилетиемъ чудовищнаго напряжения и опыта, планами и разочарованиями, советской агитацией и советской реальностью, построитъ такую будущую Россию, о какой намъ сейчасъ трудно и мечтать... Но это -- въ томъ случае, если физическихъ силъ хватитъ. {321} "СЕКРЕТЪ" Изъ пятаго лагпункта я возвращался въ Медгору пешкомъ. Стояло очаровательное весеннее утро -- такое утро, что не хотелось думать ни о революции, ни о побеге. По обочинамъ дороги весело болтали весенние ручейки, угрюмость таежнаго болота скрашивалась беззаботной болтовней птичьяго населения и буйной яркостью весеннихъ цветовъ. Я шелъ и думалъ о самыхъ веселыхъ вещахъ -- и мои думы были прерваны чьимъ-то возгласомъ: -- ГалЈ, тов. Солоневичъ, не узнаете? Узнавать было некого. Голосъ исходилъ откуда-то изъ-подъ кустовъ. Тамъ была густая тень, и мне съ моей освещенной солнцемъ позиции не было видно ничего. Потомъ изъ кустовъ выползъ какой-то вохровецъ съ винтовкой въ руке и съ лицомъ, закрытымъ "накомарникомъ" -- густой тюлевой сеткой отъ комаровъ: -- Не узнаете? -- повторилъ вохровецъ. -- Вы бы еще мешокъ на голову накрутили -- совсемъ легко было бы узнать... Вохровецъ снялъ свой накомарникъ, и я узналъ одного изъ урокъ, въ свое время околачивавшихся въ третьемъ лагпункте. -- Какъ это вы въ вохръ попали? "Перековались"? -- Перековался къ чортовой матери, -- сказалъ урка. -- Не житье, а маслянница. Лежишь этакъ цельный день животомъ вверхъ, пташки всякия бегаютъ... -- Что, въ секрете лежите? -- Въ секрете. Бегунковъ ловимъ. Махорочки у васъ разжиться нельзя? Посидимъ, покуримъ. Степка, катай сюда! Изъ-подъ того же куста вылезъ еще одинъ вохровецъ -- мне незнакомый. Сели, закурили. -- Много вы этихъ бегунковъ ловите? -- спросилъ я. -- Чтобъ очень много, такъ нетъ. А -- ловимъ. Да тутъ, главное дело, не въ ловле. Намъ бы со Степкой тутъ до конца лета доболтаться, а потомъ -- айда, въ Туркестанъ, въ теплые края. -- Выпускаютъ? -- Не, какое тамъ! Сами по себе. Вотъ сидимъ, значитъ, и смотримъ, какъ где какие секреты устроены. Да тутъ, главное дело, только по дороге или около дороги и пройти можно: какъ саженъ сто въ сторону -- такъ никакая сила: болото. А где нетъ болота -- тамъ вотъ секреты, вроде насъ: подъ кустикомъ -- яма, а въ яме вохра сидитъ, все видитъ, а ея не видать... Слышать о такихъ секретахъ было очень неуютно. Я поразспросилъ урку объ ихъ разстановке, но урка и самъ немного зналъ, да и секреты вокругъ пятаго лагпункта меня не очень интересовали. А воображение уже стало рисовать: вотъ идемъ мы такъ съ Юрой, и изъ подъ какого-то кустика: "а ну стой" -- и тогда гибель... Весенния краски поблекли, и миръ снова сталъ казаться безвыходно, безвылазно советскимъ... {322} СЛЕТЪ УДАРНИКОВЪ Я пришелъ въ Медгору светлымъ весеннимъ вечеромъ. Юры въ бараке не было. На душе было очень тоскливо. Я решилъ пойти послушать "вселагерный слетъ лучшихъ ударниковъ ББК", который подготовлялся уже давно, а сегодня вечеромъ открывался въ огромномъ деревянномъ здании ББК-овскаго клуба. Пошелъ. Конечно, переполненный залъ. Конечно, доклады. Докладъ начальника производственной части Вержбицкаго: "Какъ мы растемъ." Какъ растутъ совхозы ББК, добыча леса, гранита, шуньгита, апатитовъ, какъ растетъ стройка туломской электростанции, сорокскаго порта, стратегическихъ шоссе къ границе.
|