наиболее обеспеченных и связанных с собственностью классов, притом представительство не прямое, а двустепенное, через губернские земские собрания и городские думы. Эта конституция двух выборных, двух "демократических" палат (какая роскошь для одной конституции!) сталкивается, однако, с тем фактом, что у нас, при введении конституции в жизнь, еще не будет демократизированных (при помощи ценза оседлости) органов местного самоуправления. Но проект мужественно разрешает это затруднение. В отделе "переходных постановлений" он разрешает "на первый раз" избрать гласных в земскую палату от 34 губернских земств, опирающихся на земское положение 1890 года, и дум значительнейших городов, обладающих драгоценным городовым положением 1892 года. То-есть, на-ряду с представительством народа и на равных с ним правах, проект ставит представительство дворянского землевладения и городского домовладения. Правда, проект прибавляет, что "не более, чем в трехлетний срок земская палата должна быть обновлена" на охарактеризованных выше "демократических" началах (§ 80). А что такое три года для народных масс, перенесших века крепостного права и полицейского абсолютизма? У народа широкая спина и здоровые нервы. Если демократия щедро обещает ему две демократические палаты, он может потерпеть небольшой искус "временно-обязанных" отношений. Такова основа конституционного здания. Женщины начисто лишены избирательного права. Буржуазия представлена дважды: сначала в "палате народных представителей", затем в земской палате. При этом имущей части нации в отдельности дается столько же прав, сколько и всей нации в целом. Проект не ставит пред собой и не разрешает вопроса: что же будет, если палаты вступят в конфликт по какому-нибудь вопросу? На первый взгляд может показаться, будто авторы проекта надеются, что в случае, если палата земских господ выступит против нижней палаты, народ вмешается в распрю сверх-конституционным путем и даст понять заседающим наверху земским "демократам", что он совершенно не нуждается в их дальнейших услугах. Но на самом деле это не так. Хотя "Проект" из ложной стыдливости прямо и не говорит, кто будет судьей, если народ разойдется с буржуазией, но косвенный ответ найти все же можно. § 32 (отдел "Об императорской власти") устанавливает: "Император может... распустить палату представителей с тем, чтобы выборы были произведены в течение четырех месяцев, и палата в новом составе была созвана не позднее, как через шесть месяцев со дня распущения". Таким образом, распущена может быть только палата представителей; земская палата вовсе не подлежит распущению. Только народ можно временно отстранить от управления собою; буржуазию отстранить от управления народом никто не может. Таким образом, часть не только приравнивается целому, но ставится выше целого! Так далеко идут эти циники освобожденской "демократии". Но и этого мало. Если бы, несмотря на все эти ограничения, через законодательное учреждение проходили еще какие-либо меры в пользу рабочего класса, то на всякий случай над законодательством учрежден контроль так называемого верховного суда. Так как разбираемый нами проект конституции нигде не говорит о выборности этого суда, то приходится сделать вывод, что члены его будут назначаться "верховной властью". Институт верховного суда заимствован из конституции Северо-Американских Соединенных Штатов и, нужно полагать, переносится на русскую почву освобожденцами именно ввиду той роли, которую он играл в Америке. А роль его сводится в значительной мере к тому, чтобы не допускать издания законов в пользу рабочего класса. Дело в том, что, по конституции, верховный федеральный суд может отменять каждый закон, вотированный конгрессом или палатою депутатов, раз этот закон, по мнению верховного суда, противоречит американской конституции. И вот, верховный суд неизменно отменяет все законы, ограничивающие рабочий день, на том основании, что они ограничивают "свободу" личности, имеющей право неограниченно распоряжаться собою и своим временем. III. Основные права граждан
Конституционному построению основного закона предшествует декларация "основных прав граждан". Мы держимся того мнения, что основные права граждан гораздо лучше охраняются соответственно организованными учреждениями (милицией, судом присяжных и пр.), чем абстрактными декларациями. Если бы, тем не менее, демократия нашла нужным еще раз провозгласить права человека и гражданина, мы не стали бы, разумеется, против этого спорить. Но на самом деле в отделе "основных прав" мы находим не столько торжественное провозглашение неотъемлемых прав человека и гражданина, сколько неопределенную формулировку тех условий, при которых эти права могут быть нарушены.
"9. Вход в частные жилища, без согласия хозяев, а равно обыски и выемки допускаются лишь в случаях, предусмотренных законом". Этот тезис, очевидно, не "обеспечивает" неприкосновенность жилища, но лишь обусловливает нарушения этой "неприкосновенности".
|