И критически-мыслящая личность требует, чтобы немедленно было приступлено со стороны власти к разрушению стены, которая делит арестантов и их тюремщиков "на два враждебных стана". Давно ли, давно ли "Право" восклицало: "Эти проклятые картины долго еще будут вставать в нашей памяти, тревожа ее, как живая действительность... Если есть люди, которые и теперь ничему не научились, то сознательные свидетели происходившего пусть ничего не забудут!.." Рескрипт 18 февраля*102, продукт ноябрьского и январского выступлений, заставший либеральное общество в состоянии растерянности, заставил его снова обратить взоры к бюрократии. Начинает казаться, что главное уже сделано, перевал через самый острый кряж совершен. Правда, враг не повергнут в прах. Но единодушным напором земцев, интеллигенции и "народа", "поддержавших требования общества", у бюрократии исторгнуто заявление, которое связывает ее по рукам и ногам. Правительство обязалось созвать свободно выбранных представителей народа. Но свободные выборы предполагают существование необходимых гарантий. Правда, эти гарантии не даны, но так как они логически и фактически необходимы, то они не могут быть не даны. Обещан созыв представителей народа. Но для того, чтобы весь народ мог высказаться, необходимо всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право. Иначе представители не будут представителями народа. Все это казалось неотразимо убедительным в своей, как выразилась одна газета, "божественной простоте". Мы ждем торжественного провозглашения гарантий, мы ждем назначения срока! - говорит снова оправившееся правое крыло либерального общества, почувствовав под собою "незыблемую" почву рескрипта 18 февраля. Мы слышим снова в либеральной прессе весенние ноты, только чуть-чуть надтреснутые. "Старые обманувшие слова", которые, как мы видели, вовсе и не исчезали, теперь снова получают радостную популярность. Доверие, доверие - вот лозунг и пароль. И в то время, как левое крыло интеллигенции и, прежде всего, студенчество сердито и недоверчиво хмурится, правая половина с замиранием сердца ждет и надеется. "18 февраля 1905 года, - писало "Право" после опубликования манифеста и рескрипта, - навсегда останется памятным днем в нашей государственной жизни... День этот составит поворотный пункт в нашей истории... Бюрократический режим отвергнут волеизъявлением монарха, и возврата ему быть не может" (N 7)*103. "Право" стояло в этой оценке не одиноко. Проф. Гревс*104 с полным основанием писал, что рескрипт "радостно оценивается печатью, как новая эра в истории отношений между правительством и обществом России" ("Право", N 9)*105. "Поворотный пункт", "новая эра", "невозможность" возврата к прошлому, - все то, что мы слышали после указа 12 декабря, все то, что мы еще услышим после 6 августа*106. Как много могильных камней над прошлым, какое обилие "новых эр"! Не от избытка ли "поворотных пунктов" наша официальная история идет в круговую и каждый раз снова возвращается к исходному пункту? Однако, слишком скоро обнаружилось, что, несмотря на "новую эру" примирения, жизнь идет старым путем борьбы. Уже через три недели "Праву" пришлось с сокрушением указывать, что со времени объявления о созыве народных представителей "мы пережили мукденское поражение, неудачу комиссии сенатора Шидловского*107, взрывы в Петербурге и Москве, ежедневные убийства органов полиции, безнаказанно совершающиеся на глазах у всех". А возу новой эры все нет ходу. Между тем, репрессии и мобилизации черных сил, опирающиеся на манифест 18 февраля, идут своей чередою... "И все это совершается в такую минуту, когда бюрократический режим монархом окончательно отвергнут и заменяется народным представительством!" ("Право", N 8)*108. И снова уныние сжимает либеральные души жесткой рукой. "Если правительство призывает общество для совместной работы, - пишет "Право", - то очевидно, что нужно прежде всего сломать ту преграду недоверия, которая возводилась с такой непреклонностью в течение долгих лет. Без взаимного доверия совместная работа невозможна"... Мы можем тут с благодарностью вспомнить, что "Наши Дни" знали этот рецепт еще до 18-го февраля. А по прошествии новых двух недель, не принесших новых знамений, "Право" в отчаянии старается внушить гофмейстеру Булыгину*109, что для него нет лучшего исхода, как стать посредником между абсолютизмом и историей, так как всем ведь известно, что все равно ничто не может остановить ее хода. "Задача государственных людей, - докладывала газета, - влияние которых особенно вырастает в такие острые моменты перелома политической жизни страны, может заключаться только в том, чтобы способствовать этому ходу, сделать его бесшумным и ровным, а для этого нужна энергия, решимость и беззаветная вера в светлое будущее" (N 12)*110. Было бы, однако, клеветой на демократию, если бы мы сказали, что вся она вместе с "Нашими Днями" и "Правом" молилась об ясной погоде правительственных реформ, идущих "ровным и бесшумным ходом" по пути, пролагаемом министром внутренних дел, одержимым "беззаветной верой в лучшее будущее". Процесс расслоения демократии, начавшийся под ударом январских событий, шел своим чередом.
|