И, конечно, даже этими семнадцатью годами я еще дешево отделался. Десятки миллионовъ заплатили всеми годами своей жизни, всей своей жизнью... Временами появлялась надежда на то, что на российскихъ просторахъ, удобренныхъ миллионами труповъ, обогащенныхъ годами нечеловеческаго труда и нечеловеческой плюшкинской экономии, взойдутъ, наконецъ, ростки какой-то человеческой жизни. Эти надежды появлялись до техъ поръ, пока я не понялъ съ предельной ясностью -- все это для мировой революции, но не для страны. Семнадцать летъ накапливалось великое отвращенье. И оно росло по мере того, какъ росъ и совершенствовался аппаратъ давления. Онъ уже не работалъ, какъ паровой молотъ, дробящими и слышными на весь миръ ударами. Онъ работалъ, какъ гидравлический прессъ, сжимая неслышно и сжимая на каждомъ шагу, постепенно охватывая этимъ давлениемъ абсолютно все стороны жизни... Когда у васъ подъ угрозой револьвера требуютъ штаны -- это еще терпимо. Но когда отъ васъ подъ угрозой того же револьвера требуютъ, кроме штановъ, еще и энтузиазма, -- жить становится вовсе невмоготу, захлестываетъ отвращение. Вотъ это отвращение толкнуло насъ къ финской границе. ТЕХНИЧЕСКАЯ ОШИБКА Долгое время надъ нашими попытками побега висело нечто вроде фатума, рока, невезенья -- называйте, какъ хотите. Первая {18} попытка была сделана осенью 1932 года. Все было подготовлено очень неплохо, включая и разведку местности. Я предварительно поехалъ въ Карелию, вооруженный, само собою разумеется, соответствующими документами, и выяснилъ тамъ приблизительно все, что мне нужно было. Но благодаря некоторымъ чисто семейнымъ обстоятельствамъ, мы не смогли выехать раньше конца сентября -- время для Карелии совсемъ не подходящее, и передъ нами всталъ вопросъ: не лучше ли отложить все это предприятие до следующаго года. Я справился въ московскомъ бюро погоды -- изъ его сводокъ явствовало, что весь августъ и сентябрь въ Карелии стояла исключительно сухая погода, не было ни одного дождя. Следовательно, угроза со стороны карельскихъ болотъ отпадала, и мы двинулись. Московское бюро погоды оказалось, какъ въ сущности следовало предполагать заранее, советскимъ бюро погоды. Въ августе и сентябре въ Карелии шли непрерывные дожди. Болота оказались совершенно непроходимыми. Мы четверо сутокъ вязли и тонули въ нихъ и съ великимъ трудомъ и рискомъ выбирались обратно. Побегъ былъ отложенъ на июнь 1933 г. 8 июня 1933 года, рано утромъ, моя belle-soeur Ирина поехала въ Москву получать уже заказанные билеты. Но Юра, проснувшись, заявилъ, что у него какия-то боли въ животе. Борисъ ощупалъ Юру, и оказалось что-то похожее на аппендицитъ. Борисъ поехалъ въ Москву "отменять билеты", я вызвалъ еще двухъ врачей, и къ полудню все сомнения разсеялись: аппендицитъ. Везти сына въ Москву, въ больницу, на операцию по жуткимъ подмосковнымъ ухабамъ я не рискнулъ. Предстояло выждать конца припадка и потомъ делать операцию. Но во всякомъ случае побегъ былъ сорванъ второй разъ. Вся подготовка, такая сложная и такая опасная -- продовольствие, документы, оружие и пр. -- все было сорвано. Психологически это былъ жестокий ударъ, совершенно непредвиденный и неожиданный ударъ, свалившийся, такъ сказать, совсемъ непосредственно отъ судьбы. Точно кирпичъ на голову... Побегъ былъ отложенъ на начало сентября -- ближайший срокъ поправки Юры после операции. Настроение было подавленное. Трудно было идти на такой огромный рискъ, имея позади две такъ хорошо подготовленныя и все же сорвавшияся попытки. Трудно было потому, что откуда-то изъ подсознания безформенной, но давящей тенью выползало смутное предчувствие, суеверный страхъ передъ новымъ ударомъ, ударомъ неизвестно съ какой стороны . Наша основная группа -- я, сынъ, братъ и жена брата -- были тесно спаянной семьей, въ которой каждый другъ въ друге былъ уверенъ. Все были крепкими, хорошо тренированными людьми, и каждый могъ положиться на каждаго. Пятый участникъ группы былъ более или менее случаенъ: старый бухгалтеръ Степановъ (фамилия вымышлена), у котораго заграницей, въ одномъ изъ лимитрофовъ, осталась вся его семья и все его родные, а здесь, въ {19} СССР, потерявъ жену, онъ остался одинъ, какъ перстъ. Во всей организации побега онъ игралъ чисто пассивную роль, такъ сказать, роль багажа. Въ его честности мы были уверены точно такъ же, какъ и въ его робости. Но кроме этихъ пяти непосредственныхъ участниковъ побега, о проекте зналъ еще одинъ человекъ -- и вотъ именно съ этой стороны и пришелъ ударъ. Въ Петрограде жилъ мой очень старый приятель, иосифъ Антоновичъ. И у него была жена г-жа Е., женщина изъ очень известной и очень богатой польской семьи, чрезвычайно энергичная, самовлюбленная и неумная. Такими бываетъ большинство женщинъ, считающихъ себя великими дипломатками. За три недели до нашего отъезда въ моей салтыковской голубятне, какъ снегъ на голову, появляется г-жа Е., въ сопровождении мистера Бабенко. Мистера Бабенко я зналъ по Питеру -- въ квартире иосифа Антоновича онъ безвылазно пьянствовалъ года три подрядъ. Я былъ удивленъ этимъ неожиданнымъ визитомъ, и я былъ еще более удивленъ, когда г-жа Е.
|