Но почему безъ вещей?" -- мелькнуло у меня въ голове. На веранде уютнаго домика начальника охраны уже стоялъ накрытый столъ, и мои голодные глаза сразу же заметили, какъ много вкуснаго на этомъ столе. А последние дни я шелъ уже на половинномъ пайке -- пайке "беглеца". Я отвернулся и вздохнулъ... Къ моему искреннему удивлению, меня повели именно къ этому столу и любезно пригласили сесть. Хозяйка дома, говорившая по русски, принялась угощать меня невиданно вкусными вещами. За столомъ сидело нисколько мужчинъ, дамъ и детей. Все улыбались мне, пожимали руку, говорили непонятныя уму, но такия понятныя сердцу ласковыя слова, и никто не намекнулъ ни интонацией, ни движениемъ, что я арестантъ, неизвестный, подозрительный беглецъ, можетъ быть, преступникъ... Все это хорошее человеческое отношение, все это внимание, тепло и ласка потрясло меня. Какой контрастъ съ темъ, къ чему я привыкъ тамъ, въ СССР, где homo homini lupus est. А вотъ здесь я -- человекъ вне закона, нарушивший неприкосновенность чужой границы, подозрительный незнакомецъ съ опухшимъ, исцарапаннымъ лицомъ, въ рваномъ платье -- я вотъ нахожусь не въ тюрьме, подъ охраной штыковъ, а въ доме начальника охраны , среди его семьи... Я для нихъ прежде всего -- человекъ... Сотрясенный этими мыслями и растроганный атмосферой внимания и ласки, я почувствовалъ всемъ сердцемъ, что я, действительно, попалъ въ иной миръ, не только географически и политически отличающийся отъ советскаго, но и духовно диаметрально противоположный -- миръ человечности и покоя... Хорошо, что мои очки не дали хозяевамъ заметить влажность моихъ глазъ. Какъ бы смогъ объяснить имъ я это чувство растроганнаго сердца, отогревающагося отъ своего ожесточения въ этой атмосфере ласки? За непринужденной веселой беседой, охотно отвечая на все вопросы любознательныхъ хозяевъ, я скоро со всемъ пересталъ чувствовать себя загнаннымъ зверемъ, беглецомъ и преступникомъ и впервые за много, много летъ почувствовалъ себя человекомъ, находящимся среди людей. Какия чудесно радостныя понятия -- человечность и свобода, и какъ безпросветна и горька жизнь техъ, чей путь пересталъ освещаться сияниемъ этихъ великихъ маяковъ человечества... {514} ___ Къ концу вечера, после обеда, показавшагося мне необыкновенно вкуснымъ, моя милая хозяйка съ сердечной настойчивостью предлагала мне уже пятую чашку кофе. Заметивъ, что я немного стесняюсь, она, наклонившись ко мне, неожиданно тихо и ласково спросила: -- Пейте, голубчикъ. Ведь вы, вероятно, давно уже не пили кофе съ булочками? -- Четырнадцать летъ, -- ответилъ я. {515} -------- ЭПИЛОГЪ ГЕЛЬСИНГФОРСЪ. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЮРЬМА. Ко мне входитъ спокойный, вежливый надзиратель въ пиджаке и съ галстукомъ, безъ револьвера, сжатыхъ челюстей и настороженнаго взгляда. Улыбаясь, онъ знаками показываетъ, что нужно взять сумку и выйти. Очевидно, куда-то переводятъ... Я оглядываю свою камеру, въ которой я мирно провелъ две недели (Богъ дастъ -- последния тюремныя недели въ моей жизни) и выхожу. Мягкий автомобиль мчитъ меня по наряднымъ, чистымъ улицамъ города... Да... Это тебе не "Черный Воронъ" и ОГПУ... Большое здание. "Etsiva Keskus Poliisi" -- Центральная Политическая Полиция. Въ комнате ожидания меня просятъ присесть. Нигде нетъ решетокъ, оружия, часовыхъ... Чудеса!... Проходитъ несколько минутъ, и въ дверяхъ показывается низенькая, толстенькая фигура начальника русскаго отдела политической полиции, а за нимъ... Боже мой!... за нимъ... массивъ плечъ брата, а еще дальше смеющееся лицо Юры... Обычно строгое и хмурое лицо нашего политическаго патрона сейчасъ мягко улыбается. Онъ сочувственно смотритъ на наши объятия и, когда наступаетъ секунда перерыва въ нашихъ вопросахъ и восклицанияхъ, спокойно говоритъ: -- О васъ получены лучшие отзывы, и правильность вашихъ показаний подтверждена... Господа, вы свободны... НА НАСТОЯЩЕЙ ВОЛе Мы идемъ втроемъ, тесно подхвативъ другъ друга подъ руки, по широкимъ улицамъ Гельсингфорса и съ удивлениемъ и любопытствомъ засматриваемся на полныя товаромъ витрины магазиновъ, на белыя булки хлеба, на чистые костюмы прохожихъ, на улыбающияся губы хорошо одетыхъ женщинъ, на спокойныя лица мужчинъ... Все такъ ново и такъ чудесно... Многие оборачиваются намъ вследъ и съ улыбкой смотрятъ -- не пьяна ли эта тройка здоровяковъ? Они, видимо, не изъ деревни -- все въ очкахъ. Такъ что же такъ изумляетъ и поражаетъ ихъ? Внезапно Юра просить: -- Ватикъ, а ну-ка дай-ка мне, какъ следуетъ, кулакомъ въ спину, а то кажется -- я сплю въ лагерномъ бараке и все это во сне вижу. И идущие сзади солидные европейцы шокированы гулкимъ ударомъ кулака по спине, веселымъ смехомъ и радостнымъ возгласомъ: -- Ну, слава Богу, больно! Значитъ -- на яву!... КОНЕЦЪ {516} -------- x x x ИЗДАНиЯ "ГОЛОСА РОССиИ": ИВАНЪ СОЛОНЕВИЧЪ -- "РОССиЯ ВЪ КОНЦЛАГЕРе" Первое и второе издания распроданы.
|