Те русские люди, которые оставили Киевщину, почти немедленно начали новое собирание земли русской и в этом отношении народные низы неизменно шли рука об руку с великими князьями. История называет Андрея Боголюбского первым "самовластцем" северной Руси. Андрей Боголюбский, по-видимому, имел некоторые личные качества самовластия, и, конечно, еще больше имел желания самовластия: такие желания были свойственны решительно всем князьям. Было бы странно предположить существование какого бы то ни было князя, жаждавшего ограничений своей власти с чьей бы то ни было стороны. Вопрос заключается не в желании - оно, повторяю, было у всех, а в возможностях. Государственные способности Андрея Боголюбского выразились прежде всего в том, что он поставил свою ставку туда, куда было нужно: на низовую массу. И именно потому оставил и Суздаль, и Ростов, и перенес свою резиденцию во Владимир, где не было никакой аристократии, где жили "смерды и холопы, каменосечцы и древоделы и орачи". Не забудем, что незадолго до этого - в 1073 году - все эти смерды, древоделы и орачи поднимали восстания против боярской аристократии, и что, следовательно, Андрей Боголюбский действовал совсем не случайно. С марксистской точки зрения этого поступка объяснить нельзя: родоначальник, русского царизма, "самовластец" и самодержец по глубочайшим своим убеждениям, Андрей Боголюбский начинает свою политическую карьеру переносом своей резиденции в самое "революционно-демократическое гнездо" - во Владимир. "Первый из феодалов" по марксистской концепции, он отбрасывает всякую "классовую солидарность" и становится во главе "пролетариата", во главе народных низов, чтобы сломить классовое господство своего же класса. Вспомним, что Грозный примерно таким же образом перенес свою резиденцию в Александровскую слободу и что Николая I спас на Сенатской площади "мужик в гвардейском мундире" (выражение Покровского). Все это с революционно-марксистской точки зрения никак не может быть объяснено, но именно это создало Империю Российскую. Опираясь на низы, - и не только владимирские, а и новгородские, рязанские и киевские, - Боголюбский получил возможность обращаться с собратьями своими "не как с братьями, а как с подручниками" и разговаривать с ними в таких выражениях: "а не ходишь в моей воле, так ступай, Роман, вон из Киева, Давид - из Вышгорода, Мстислав - из Белгорода" - и князья уходили вон. Из своего захудалого Владимира Боголюбский правил и Новгородом и Киевом, то есть территорией, равной, приблизительно, десятку современных ему западноевропейских феодальных государств. Было бы очень наивно объяснять этот факт властолюбием Боголюбского или его династическими привилегиями: властолюбивыми тенденциями переполнены все княжеские деяния того времени, а уважение к праву первородства существовало лишь в той степени, в какой это право было надлежащим образом вооружено. Боголюбский имел возможность править всей тогдашней Русью и на пятьсот лет опередить французское "централизованное государство" потому и только потому, что во Владимире, и в Новгороде, и в Киеве он сумел, найти внутренние точки опоры: массу, противостоящую боярству. Впоследствии Карл Маркс подметит в деятельности Ивана Третьего те же политические черты и будет объяснять их тем, что московские цари, задолго до появления на свет "коммунистического манифеста" умели, де, использовать "внутреннюю классовую борьбу" в уделах своих конкурентов. Маркс не понял, да, вероятно, и органически понять не мог того, что дело шло не о классовой борьбе, а о национальном единстве, на сторону которого становились прежде всего русские низы - "мизинные люди", по терминологии того времени. Эти мизинные люди вовсе не собирались истреблять ни бояр, ни воевод, и они хотели именно того, что марксизм считает принципиально невозможным: общенациональной надклассовой власти, которая каждому классу указала бы его место и его тягло. Мизинные люди такую власть и создали, без них ни Боголюбский, ни Калита, ни Иваны Третий и Грозный не смогли бы бороться одновременно и с удельными князьями и с ордой, не говоря уже о шведах и поляках. Для того, чтобы создать из Москвы центр империи (Москва была империей и до Петра - то есть была огромным и многонациональным государством) - нужны были какие-то очень серьезные опорные точки. Так называемая "большая история", ковыряясь в мельчайших делах "больших людей", систематически замалчивает большие дела маленьких людей. Эту характерную черту нашей историографии, - впрочем, всякой историографии в мире, - мы видим у всех историков, начиная от тех, которые описывают Олега, и кончая теми, которые описывают Деникина. Академик Шмурло, перечисляя в восьми пунктах "причины усиления Москвы", в первом пункте говорит о "географическом положении Москвы", во втором о "центральном положении Московского княжества" (что, собственно, одно и то же) и в третьем - о "личных свойствах и политике великих князей". О влиянии "массы", народа - не сказано ни слова.
|