Но карточная система сорганизована была действительно остроумно. Мы все трое -- на советской работе и все трое имеемъ карточки. Но моя карточка прикреплена къ распределителю у Земляного Вала, карточка жены -- къ распределителю на Тверской и карточка сына -- где-то у Разгуляя. Это -- разъ. Второе: по карточке, кроме хлеба, получаю еще и сахаръ по 800 гр. въ месяцъ. Талоны на остальные продукты имеютъ чисто отвлеченное значение и никого ни къ чему не обязываютъ. Такъ вотъ, попробуйте на московскихъ трамваяхъ объехать все эти три кооператива, постоять въ очереди у каждаго изъ нихъ и по меньшей мере въ одномъ изъ трехъ получить ответъ, что хлебъ уже весь вышелъ, будетъ къ вечеру или завтра. Говорятъ, что сахару нетъ. На дняхъ будетъ. Эта операция повторяется раза три-четыре, пока въ одинъ прекрасный день вамъ говорятъ: -- Ну, что-жъ вы вчера не брали? Вчера сахаръ у насъ былъ. -- А когда будетъ въ следующий разъ? -- Да, все равно, эти карточки уже аннулированы. Надо было вчера брать. И все -- въ порядке. Карточки у васъ есть? -- Есть. Право на два фунта сахару вы имеете? -- Имеете. А что вы этого сахару не получили -- ваше дело. Не надо было зевать... Я не помню случая, чтобы моихъ нервовъ и моего характера хватало больше, чемъ на неделю такой волокиты. Я доказывалъ, что за время, ухлопанное на всю эту идиотскую возню, можно заработать въ два раза больше денегъ, чемъ все эти паршивые нищие, советские объедки стоятъ на вольномъ рынке. Что для человека вообще и для мужчины, въ частности, ей Богу, менее позорно схватить кого-нибудь за горло, чемъ три часа стоять бараномъ въ очереди и подъ конецъ получить издевательский шишъ. После вотъ этакихъ поездокъ приезжаешь домой въ состоянии ярости и бешенства. Хочется по дороге набить морду какому-нибудь милиционеру, который приблизительно въ такой же степени, какъ и я, виноватъ въ этомъ раздувшемся на одну шестую часть земного шара кабаке, или устроить вооруженное возстание. Но такъ какъ бить морду милиционеру -- явная безсмыслица, а для вооруженнаго возстания нужно иметь, по меньшей мере, оружие, то оставалось прибегать къ излюбленному оружию рабовъ -- къ жульничеству. Я съ трескомъ рвалъ карточки и шелъ въ какой-нибудь "Инснабъ". О МОРАЛИ Я не питаю никакихъ иллюзий насчетъ того, что комбинация съ "Инснабомъ" и другия въ этомъ же роде -- имя имъ -- легионъ -- не были жульничествомъ. Не хочу вскармливать на этихъ иллюзияхъ и читателя. Некоторымъ оправданиемъ для меня можетъ служить то {15} обстоятельство, что въ Советской России такъ делали и делаютъ все -- начиная съ государства. Государство за мою более или менее полноценную работу даетъ мне бумажку, на которой написано, что цена ей -- рубль, и даже что этотъ рубль обменивается на золото. Реальная же цена этой бумажки -- немногимъ больше копейки, несмотря на ежедневный курсовой отчетъ "Известий", въ которомъ эта бумажка упорно фигурируетъ въ качестве самаго всамделишняго полноценнаго рубля. Въ течение 17-ти летъ государство, если и не всегда грабитъ меня, то ужъ обжуливаетъ систематически, изо дня въ день. Рабочаго оно обжуливаетъ больше, чемъ меня, а мужика -- больше, чемъ рабочаго. Я пропитываюсь "Инснабомъ" и не голодаю, рабочий воруетъ на заводе и -- все же голодаетъ, мужикъ таскается по ночамъ по своему собственному полю съ ножикомъ или ножницами въ рукахъ, стрижетъ колосья -- и совсемъ уже мретъ съ голоду. Мужикъ, ежели онъ попадется, рискуетъ или разстреломъ, или минимумъ, "при смягчающихъ вину обстоятельствахъ", десятью годами концлагеря (законъ отъ 7 августа 32 г.). Рабочий рискуетъ тремя-пятью годами концлагеря или минимумъ -- исключениемъ изъ профсоюза. Я рискую минимумъ -- однимъ неприятнымъ разговоромъ и максимумъ -- несколькими неприятными разговорами. Ибо никакой "широкой общественно-политической кампанией" мои хождения въ "Инснабъ" непредусмотрены. Легкомысленный иностранецъ можетъ упрекнуть и меня, и рабочаго, и мужика въ томъ, что, "обжуливая государство", мы сами создаемъ свой собственный голодъ. Но и я, и рабочий, и мужикъ отдаемъ себе совершенно ясный отчетъ въ томъ, что государство -- это отнюдь не мы, а государство -- это мировая революция. И что каждый украденный у насъ рубль, день работы, снопъ хлеба пойдутъ въ эту самую бездонную прорву мировой революции: на китайскую красную армию, на английскую забастовку, на германскихъ коммунистовъ, на откормъ коминтерновской шпаны. Пойдутъ на военные заводы пятилетки, которая строится все же въ расчете на войну за мировую революцию. Пойдутъ на укрепление того же дикаго партийно-бюрократическаго кабака, отъ котораго стономъ стонемъ все мы. Нетъ, государство -- это не я. И не мужикъ, и не рабочий. Государство для насъ -- это совершенно внешняя сила, насильственно поставившая насъ на службу совершенно чуждымъ намъ целямъ.
|