Мы имеем, таким образом, случаи эксплуатации крестьян бюрократами уже не в качестве агентов государства, а в качестве полулегальных лэндлордов. Нимало не преувеличивая размеров такого рода уродливых явлений, не поддающихся, конечно, статистическому учету, нельзя, однако, не видеть их огромного симптоматического значения. Они безошибочно свидетельствуют о силе буржуазных тенденций в той, еще крайне отсталой отрасли хо- зяйства, которая охватывает подавляющее большинство населения. Тем вре- менем рыночные отношения неизбежно усиливают индивидуалистические тен- денции и углубляют социальную дифференциацию деревни, несмотря на новую структуру имущественных отношений. В среднем на колхозный двор пришлось за 1935 год около 4.000 рублей денежного дохода. Но в отношении крестьян "средние" цифры еще более об- манчивы, чем в отношении рабочих. В Кремле докладывалось, например, что рыбаки-колхозники заработали в 1935 г. больше, чем в 1934 г., именно по 1.919 рублей, причем аплодисменты по поводу этой последней цифры показа- ли, сколь значительно она поднимается над заработком главной массы кол- хозов. С другой стороны, существуют колхозы, где на каждый двор пришлось около 30.000 рублей, не считая ни денежных и натуральных доходов от ин- дивидуальных хозяйств, ни натуральных доходов всего предприятия в целом: в общем доход каждого из таких крупных колхозных фермеров в 10-15 раз превышает заработную плату "среднего" рабочего и низового колхозника. Градация доходов лишь отчасти определяется умением и прилежанием в работе. Как колхозы, так и личные участки крестьян, поставлены по необ- ходимости в чрезвычайно неравные условия, в зависимости от климата, поч- вы, рода культуры, а также от расположения по отношению к городам и про- мышленным центрам. Противоположность между городом и деревней не только не смягчилась за время пятилеток, но наоборот, в результате лихорадочно быстрого роста городов и новых промышленных районов, чрезвычайно возрос- ла. Эта основная социальная противоположность советского общества неиз- бежно порождает производные противоречия между колхозами и внутри колхо- зов, главным образом, благодаря дифференциальной ренте. Неограниченная власть бюрократии является не менее могущественным орудием социальной дифференциации. В ее руках такие рычаги, как заработ- ная плата, цены, налоги, бюджет и кредит. Совершенно непомерные прибыли ряда центрально-азиатских хлопковых колхозов в гораздо большей степени зависят от устанавливаемого правительством соотношения цен, чем от рабо- ты самих колхозников. Эксплуатация одних слоев населения другими не ис- чезла, но получила замаскированный характер. Первые десятки тысяч "зажи- точных" колхозов обросли достатком за счет остальной массы колхозов и промышленных рабочих. Поднять все колхозы на уровень зажиточности - за- дача неизмеримо более трудная и длительная, чем предоставить привилегии меньшинству за счет большинства. Если в 1927 году левая оппозиция конс- татировала, что "у кулака доход вырос несравненно больше, чем у рабоче- го", то и теперь это положение остается в силе, правда, в измененном ви- де: доход колхозных верхов вырос несравненно больше, чем доход основной крестьянской и рабочей массы. Различия материальных уровней сейчас, по- жалуй, даже более значительны, чем накануне раскулачивания. Дифференциация, совершающаяся внутри колхозов, отчасти находит свое выражение в области личного потребления, отчасти отлагается в личном, приусадебном хозяйстве, так как основные средства самого колхоза обоб- ществлены. Дифференциация между колхозами имеет и сейчас уже более глу- бокие последствия, так как перед богатым колхозом открывается возмож- ность применять больше удобрений, больше машин и следовательно быстрее богатеть. Преуспевающие колхозы нередко нанимают рабочую силу из бедных колхозов, и власти закрывают на это глаза. Закрепление неравноценных зе- мельных участков за колхозами чрезвычайно облегчает дальнейшую дифферен- циацию между ними, и следовательно, выделение своего рода "буржуазных" колхозов, или "колхозов-миллионеров", как их именуют уже теперь . Конечно, государственная власть имеет возможность вмешиваться, в ка- честве регулятора, в процесс социальной дифференциации крестьянства. Но в каком направлении и в каких пределах? Ударить по кулацким колхозам и колхозникам значило бы открыть новый конфликт с наи более "прогрессивны- ми" слоями крестьянства, которые именно теперь , после болезненного пере- рыва, почувствовали особенно жадный вкус к "счастливой жиз<н>и". А затем - и это главное - сама государственная власть чем дальше, тем меньше становится способной к социалистическому контролю. В сельском хозяйстве, как и в промышленности, она ищет поддержки и дружбы крепких, преуспеваю- щих, "стахановцев полей", колхозов-миллионеров. Начиная с забот о разви- тии производительных сил, она кончает неизменно заботами о себе. Именно в сельском хозяйстве, где потребление так непосредственно свя- зано с производством, коллективизация открыла грандиозные возможности для паразитизма бюрократии, и вместе с тем для ее сплетения с колхозными верхами.
|