Люди прикомандировывались, приезжали и уезжали: баракъ былъ такимъ же проходнымъ дворомъ, какъ всякое учреждение, общежитие или предприятие -- текучесть кадровъ. Более или менее стабильнымъ элементомъ была администрация барака: староста, "статистикъ", двое дневальныхъ и кое кто изъ "актива" -- всякаго рода "тройки": тройка по культурно-просветительной работе, тройка по соцсоревдованию и ударничеству, тройка по борьбе съ побегами и прочее. Стабильнымъ элементомъ были и мы съ Юрой. Но мы въ бараке занимали совсемъ особое положение. Мы приходили и уходили, когда хотели, ночевали то на Вичке, то въ бараке -- словомъ приучили барачную администрацию къ нашей, такъ сказать, экстерриториальности. Но даже и эта экстерриториальность не спасала насъ отъ всехъ прелестей советской "общественной жизни". Оффициальный рабочий день начинался въ девять утра и кончался въ одиннадцать ночи съ трехчасовымъ перерывомъ на обедъ. Для того, чтобы получить талоны на обедъ и на хлебъ, по этимъ талонамъ получить и то, и другое, пообедать и вымыть посуду -- требовались все эти три часа. После одиннадцати наиболее привиллегированное сословие лагерниковъ получало еще и ужинъ, непривиллегированное -- ужина не получало. Во всякомъ случае, для многополезной "общественной деятельности" и актива, и прочихъ обитателей лагеря "рабочий день" начинался въ двенадцать ночи. Въ двенадцать или въ половине перваго председатель нашей культъ-тройки громогласно объявляетъ: -- Товарищи, сейчасъ будетъ докладъ товарища Солоневича о работе московскаго автозавода. Активисты устремляются къ нарамъ подымать уже уснувшихъ обитателей барака. Товарищъ Солоневичъ слазить съ наръ и, проклиная свою судьбу, доклады, культработу и активистовъ, честно старается вложить въ 10-15 минутъ все, что полагается сказать объ АМО. Никто товарища Солоневича, конечно, и не думаетъ слушать -- кроме разве актива. Сонныя лица маячатъ надъ нарами, босыя нога свешиваются съ наръ. Докладъ конченъ. "Вопросы есть"? -- Какие тамъ вопросы -- людямъ скорее бы заснуть. Но культъ-тройка хочетъ проявить активность. "А скажите, товарищъ докладчикъ, какъ поставлено на заводе рабочее изобретательство". Охъ, еще три минуты. Сказалъ. "А, скажите, товарищъ докладчикъ"... Но товарищъ Солоневичъ политическаго капитала зарабатывать не собирается и сокращение срока заключения его никакъ не интересуетъ. Поэтому на третий вопросъ товарищъ Солоневичъ отвечаетъ: "Не знаю; все, что зналъ, разсказалъ"... А какой-нибудь докладчикъ изъ бывшихъ комсомольцевъ или коммунистовъ {444} на тему "революционный подъемъ среди народовъ востока" будетъ размусоливать часа два-три. Революционнаго подъема на востоке -- лагерникамъ какъ разъ и не хватало, особенно -- ночью. Всеми этакими культурно-просветительными мероприятиями заведывалъ въ нашемъ бараке пожилой петербугский бухгалтеръ со сладкой фамилией Анютинъ -- толстовецъ, вегетарианецъ и человекъ безтолковый. У меня относительно него было два предложения: а) онъ действуетъ, какъ действуетъ большинство лагернаго актива, въ нелепомъ расчете на честность власти, на то, что она сдерживаетъ свои обещания. Онъ-де пять летъ будетъ изъ кожи лезть вонъ, надрываться на работе, на безсонныхъ ночахъ, проведенныхъ за расписываниемъ никому ненужной стенной газеты, составлениемъ плановъ и отчетовъ по культработе и пр. пр. -- и за это за все ему изъ семи летъ его срока -- два года скинутъ. Расчетъ этотъ неправиленъ ни съ какой стороны. За эти пять летъ онъ очень рискуетъ получить прибавку къ своему основному сроку -- за какой-нибудь допущенный имъ идеологический перегибъ или недогибъ. За эти же пять летъ -- если онъ все время изъ кожи будетъ лезть вонъ -- онъ станетъ окончательнымъ инвалидомъ -- и тогда, только тогда, власть отпуститъ его на волю помирать, где ему вздумается. И, наконецъ, сокращение срока добывается вовсе не "честнымъ социалистическимъ трудомъ", а исключительно большимъ или меньшимъ запасомъ изворотливости и сообразительности. Этими пороками Анютинъ не страдалъ. Вся его игра -- была совсемъ впустую. И поэтому возникло второе предположение: Анютинъ некоимъ образомъ прикомандированъ въ баракъ для специальнаго наблюдения за мною и Юрой -- ни мне, ни Юре онъ со своей культработой не давалъ никакого житья. Я долгое время и съ большимъ безпокойствомъ присматривался къ Анютину, пока на "субботникахъ" (въ лагере называютъ -- "ударникахъ") не выяснилъ съ почти окончательной уверенностью: Анютинымъ двигаютъ безтолковость и суетливость -- отличительныя свойства всякаго активиста: безъ суетливости -- туда не пролезешь, а при наличии хоть некоторой толковости -- туда и лезть незачемъ... Въ свой планъ работы Анютинъ всадилъ и такой пунктъ: разбить цветники у нашего барака -- вотъ поистине однихъ цветовъ намъ не хватало для полноты нашей красивой жизни, ужъ хоть картошку бы предложилъ посадить... "Субботникъ" или "ударникъ" -- это работа, выполняемая въ порядке общественной нагрузки въ свободное время.
|