Так, Постышев, один из секретарей ЦК партии, говорил в апреле 1936 г., на съезде Комсо- мола: "Многие вредители... искренне раскаялись, стали в общую шеренгу советского народа...". В виду успешного проведения коллективизации "дети кулаков не должны отвечать за своих отцов". Мало того: "теперь и кулак вряд ли верит в возможность возврата его прежнего эксплуататорского по- ложения на селе". Недаром же правительство приступило к отмене ограниче- ний, связанных с социальным происхождением. Но если утверждения Постыше- ва, целиком разделяемые и Молотовым, имеют смысл, то только один: не только бюрократия стала чудовищным анахронизмом, но и государственному принуждению вообще на советской земле нечего больше делать. Однако, с этим непреложным выводом ни Молотов ни Постышев не согласны. Они предпо- читают сохранять власть, хотя бы и ценою противоречия. На самом деле они и не могут отказаться от власти. Или в переводе на объективный язык: нынешнее советское общество не может обойтись без го- сударства, ни даже - в известных пределах - без бюрократии. Но причиной этому являются отнюдь не жалкие остатки прошлого, а могущественные тен- денции и силы настоящего. Оправдание существования советского госу- дарства, как аппарата принуждения, заключается в том, что нынешний пере- ходный строй еще полон социальных противоречий, которые в области пот- ребления - наиболее близкой и чувствительной для всех - имеют страшно напряженный характер и всегда угрожают прорваться отсюда в область про- изводства. Победу социализма нельзя, поэтому, назвать еще ни оконча- тельной ни бесповоротной. Основой бюрократического командования является бедность общества предметами потребления с вытекающей отсюда борьбой всех против всех. Когда в магазине товаров достаточно, покупатели могут приходить, когда хотят. Когда товаров мало, покупатели вынуждены становиться в очередь. Когда очередь очень длинна, необходимо поставить полицейского для охраны порядка. Таков исходный пункт власти советской бюрократии. Она "знает", кому давать, а кто должен подождать. Повышение материального и культурного уровня должно бы, на первый взгляд, уменьшать необходимость привилегий, сужать область применения "буржуазного права" и тем самым вырывать почву из под ног его охрани- тельницы, бюрократии. На самом же деле произошло обратное: рост произво- дительных сил сопровождался до сих пор крайним развитием всех видов не- равенства, привилегий и преимуществ, а вместе с тем и бюрократизма. И это тоже не случайно. В первый свой период советский режим имел, несомненно, гораздо более уравнительный и менее бюрократический характер, чем ныне. Но это была уравнительность всеобщей нищеты. Ресурсы страны были так скудны, что не открывали возможности для выделения из массы населения сколько-нибудь широких привилегированных слоев. В то же время " уравнительный " характер заработной платы, убивая личную заинтересованность, превратился в тормоз развития производительных сил. Советское хозяйство должно было из своей нищеты подняться на несколько более высокую ступень, чтоб стали возможны жировые отложения привилегий. Нынешнее состояние производства еще очень далеко от того, чтоб обеспечить всех всем необходимым. Но оно уже доста- точно, чтобы дать значительные привилегии меньшинству и превратить нера- венство в кнут для подстегиванья большинства. Такова первая причина то- го, почему рост производства усиливал до сих пор не социалистические, а буржуазные черты государства. Но это не единственная причина. Наряду с экономическим фактором, дик- тующим на данной стадии капиталистические методы оплаты труда, действует параллельно политический фактор, в лице самой бюрократии. По самой сути своей она является насадительницей и охранительницей неравенства. Она с самого начала возникает, как буржуазный орган рабочего государства. Ус- танавливая и охраняя преимущества меньшинства, она снимает, разумеется, сливки для себя самой. Кто распределяет блага, тот никогда еще не обде- лял себя. Так из социальной нужды вырастает орган, который перерастает общественно-необходимую функцию, становится самостоятельным фактором и вместе с тем источником великих опасностей для всего общественного орга- низма. Социальный смысл советского Термидора начинает вырисовываться перед нами. Бедность и культурная отсталость масс еще раз воплотились в злове- щей фигуре повелителя с большой палкой в руках. Разжалованная и поруган- ная бюрократия снова стала из слуги общества господином его. На этом пу- ти она достигла такой социальной и моральной отчужденности от народных масс, что не может уже допустить никакого контроля ни над своими действиями ни над своими доходами. Мистический, на первый взгляд, страх бюрократии перед "спекулянтика- ми, рвачами и сплетниками" находит таким образом свое вполне естествен- ное объяснение.
|