Въ этой игре она развивала чудовищное количество лошадиныхъ силъ, это не то, что я: верстъ двенадцать прошелъ и уже выдохся. Мне бы такой запасъ энергии -- дня не просиделъ бы въ СССР. Я приподнялся, и белочка заметила меня. Ея тоненький, подвижной носикъ выглянулъ изъ-за ствола, а хвостъ остался тамъ, где былъ -- съ другой стороны. Мое присутствие белке не понравилось: она крепко выругалась на своемъ беличьемъ языке и исчезла. Мне стало какъ-то и грустно, и весело: вотъ живетъ же животина -- и никакихъ тебе ГПУ... ВОЛЬНОНАЕМНЫЕ По полотну дороги шагали трое какихъ-то мужиковъ, одинъ постарше -- летъ подъ пятьдесятъ, двое другихъ помоложе -- летъ подъ двадцать-двадцать пять. Они были невыразимо рваны. На ногахъ у двоихъ были лапти, на ногахъ у третьяго -- рваные сапоги. Весь ихъ багажъ состоялъ изъ микроскопическихъ узелковъ, вероятно, съ хлебомъ. На беглецовъ изъ лагеря они какъ-то не были похожи. Подходя, мужики поздоровались со мной. Я ответилъ, потомъ старикъ остановился и спросилъ: -- А спичекъ нетути, хозяинъ? Спички были. Я вытащилъ коробку. Мужикъ перелезъ черезъ канаву ко мне. Видъ у него былъ какой-то конфузливый. -- А можетъ, и махорочка-то найдется?.. Я объ спичкахъ только такъ, чтобы посмотреть, каковъ человекъ есть... Нашлась и махорочка. Мужикъ бережно свернулъ собачью ножку. Парни робко топтались около, умильно поглядывая на махорку. Я предложилъ и имъ. Они съ конфузливой спешкой подхватили мой кисетъ и такъ же бережно, не просыпая ни одной крошки, стали свертывать себе папиросы. Уселись, закурили. -- ДЈнъ пять уже не куривши, -- сказалъ старикъ, -- тянетъ -- не дай, Господи... -- А вы откуда? Заключенные? -- Нетъ, по вольному найму работали, на лесныхъ работахъ. Да нету никакой возможности. Еле живы вырвались. {314} -- Заработать собирались, -- саркастически сказалъ одинъ изъ парней. -- Вотъ и заработали, -- онъ протянулъ свою ногу въ рваномъ лапте, -- вотъ и весь заработокъ. Мужикъ какъ-то виновато поежился: -- Да кто-жъ его зналъ... -- Вотъ, то-то и оно, -- сказалъ парень, -- не знаешь -- не мути. -- Что ты все коришь? -- сказалъ мужикъ, -- приехали люди служащие, люди государственные, говорили толкомъ -- за кубометръ погрузки -- рупь съ полтиной. А какъ сюда приехали, хорошая погрузка -- за полъ версты баланы таскать, да еще и по болоту. А хлеба-то полтора фунта -- и шабашъ, и боле ничего, каши и той нету. Потаскаешь тутъ. -- Значитъ, завербовали васъ? -- Да, ужъ такъ завербовали, что дальше некуда... -- Одежу собирались справить, -- ядовито сказалъ парень, -- вотъ тебе и одежа. Мужикъ сделалъ видъ, что не слышалъ этого замечания. -- Черезъ правление колхоза, значитъ. Тутъ не поговоришь. Приказъ вышелъ -- дать отъ колхоза сорокъ человекъ , ну -- кого куда. Кто на торфы подался, кто куда... И договоръ подписывали, вотъ тебе и договоръ. Теперь далъ бы Богъ домой добраться. -- А дома-то что? -- спросилъ второй парень. -- Ну, дома-то оно способнее, -- не особенно уверенно сказалъ мужикъ. -- Дома-то -- оно не пропадешь. -- Пропадешь въ лучшемъ виде, -- сказалъ ядовитый парень. -- Дома для тебя пироги пекутъ. Приехалъ, дескать, Федоръ Ивановичъ, заработочекъ, дескать, привезъ... -- Да и трудодней нету, -- грустно заметилъ парень въ сапогахъ. -- Кто и съ трудоднями, такъ есть нечего, а ужъ ежели и безъ трудодней -- прямо ложись и помирай... -- А откуда вы? -- Да мы Смоленские. А вы кто будете? Изъ начальства здешняго? -- Нетъ, не изъ начальства, заключенный въ лагере. -- Ахъ, ты, Господи... А вотъ люди сказываютъ, что въ лагере теперь лучше, какъ на воле, хлебъ даютъ, кашу даютъ... (Я вспомнилъ девятнадцатый кварталъ -- и о лагере говорить не хотелось). А на воле? -- продолжалъ мужикъ. -- Вотъ тебе и воля: сманили сюда, въ тайгу, есть не даютъ, одежи нету, жить негде, комары поедомъ едятъ, а домой не пускаютъ, документа не даютъ. Мы ужъ Христомъ Богомъ молили: отпустите, видите сами -- помремъ мы тутъ. Отощавши мы еще изъ дому, силъ нету, а баланы самые легкие -- пудовъ пять... Да еще по болоту... Все одно, говорю -- помремъ... Ну, пожалели, дали документъ. Вотъ такъ и идемъ, где хлеба попросимъ, где что... Верстовъ съ пятьдесятъ на чугунке проехали... Намъ бы до Питера добраться. -- А въ Питере что? -- спросилъ ядовитый парень. -- Накормятъ тебя въ Питере, какъ же... -- Въ Питере накормятъ, -- сказалъ я. Я еще не видалъ примера, чтобы недоедающий горожанинъ отказалъ въ куске хлеба {315} голодающему мужику. Годъ тому назадъ, до паспортизации, столицы были запружены нищенствующими малороссийскими мужиками -- давали и имъ. -- Ну что-жъ, придется христорадничать, -- покорно сказалъ мужикъ. -- Одежу думалъ справить, -- повторилъ ядовитый парень.
|