Эта, хотя и совершенно зачаточная тактика, все же выше ходатайств перед советом министров об учреждении земской экспертизы при конституционной канцелярии. Точку зрения мартовского съезда журналистов комментировало "Право" в том смысле, что смешение бюрократических элементов с общественными не может не перенести на общество хотя бы часть ответственности за те результаты, какие окажутся от работ совещания. Для того, чтобы производить давление на власть, оппозиции нет надобности входить в состав комиссии и "уничтожать средостение". Общество может производить свою работ у и отдельно, и чем больше оно объединится "в своих положительных идеалах", тем грандиознее будут проявления его работ и тем реальнее должен быть результат. Разумеется, в оригинале ("Право", N 10) эти соображения сдобрены соответственной дозой дипломатических двусмысленностей и дьявольски-хитрых подмигиваний в сторону власти. Но уж на этом взыскивать не приходится. Еще дальше в направлении "непримиримости" идет резолюция общества вспоможения окончившим высшие женские курсы. Она заявляет категорически, что вы работ ка новых политических форм не может быть выполнена средствами отживающей правительственной системы. Высочайший рескрипт 18 февраля, - поясняет резолюция, - удерживая во всей полноте "незыблемость основных законов империи", не вносит в положение вещей никаких существенных изменений. Едва ли, однако, не самое значительное число заявлений просто игнорирует "конституционную" работ у бюрократии, ограничиваясь, в лучшем случае, как, напр., записка 256 петербургских деятелей по народному образованию, ссылкой на то, что существующие органы власти не в состоянии провести требуемые жизнью изменения, а потому самой насущной потребностью настоящего момента является созыв Учредительного Собрания (от 12 марта). К несчастью, эта точка зрения имеет свою ахиллесову пяту: она вовсе не задается вопросом о том, кем и как будет, в конце концов, созвано Учредительное Собрание? Мы вовсе не хотим этим сказать, что точка зрения съезда журналистов качественно выше. Нет! Но она дает исчерпывающий ответ в тех ограниченных рамках, в каких она ставит вопрос. Недостаток приведенных нами более радикальных решений не в том, что они слишком радикальны, а в том, что они недостаточно радикальны. Они останавливаются на пол-пути. Сейчас станет ясно, что мы хотим этим сказать. Политическая мысль широких общественных кругов не развивается чисто логически, изнутри себя, по системе учебников государственного права. Она толкается вперед, назад, в сторону тем материальным процессом общественного развития, который она обслуживает. Конечно, политическая мысль, как и всякая иная, имеет свою логику. Но движущей силой политики отнюдь не является формальный силлогизм. Наоборот. Политическое мышление любой общественной группы, как и всякая вообще форма социальной идеологии, чрезвычайно косно. Оно по доброй воле никогда не гоняется за стройностью, систематичностью и законченностью. Во всяком случае, оно ради них не ударит палец о палец. При первом удобном случае оно без сожаления откажется от выводов из признанных им посылок, если только его не толкает вперед неудовлетворенный голос командующего им классового интереса или настойчивое внешнее давление какой-нибудь общественной силы. Это общее соображение прекрасно подкрепляется приведенными выше фактами из развития политической идеологии у русской интеллигенции за несколько месяцев последнего года. Непорядки русской жизни ни для кого не были секретом и до последнего оппозиционного подъема. Но нужна была русско-японская война, колоссальное практическое испытание кровью и железом всех сторон государственного распорядка, чтобы двинуть общественное сознание от будничного брюзжания против частных неустройств к обобщенному отрицанию целого режима. Нужно было адское сопротивление бюрократии, готовой отстаивать свои позиции до конца, чтобы требование государственной реформы рассталось с идеей определенного "соучастия" народных представителей, наряду с всевластной бюрократией, и подошло к идее борьбы за обладание государственной властью. Нужно было потрясающее январское выступление пролетариата, т.-е. самой активной части того народа, именем которого оперировала оппозиционная мысль, чтобы эта последняя, во-первых, сделала попытку поставить вопрос права на очную ставку с вопросом силы и, во-вторых, связала народное представительство с лозунгом всеобщего избирательного права. И каждый раз после того, как новый политический факт вынуждал политическую мысль интеллигентской демократии сделать новый шаг, от которого она вчера еще отказывалась, несмотря на отдельные настойчивые голоса, ей сейчас же казалось, что этот шаг она делает самопроизвольно, как просто й логический вывод из старых посылок; более того, ей представлялось, что с этим выводом она родилась. Не отдавая себе отчета в механизме, управляющем ее движением, она тем самым сохраняет за собой право удовлетворяться своей ограниченностью до нового поучительного толчка. Если, отвлекшись от состава либерально-демократической оппозиции и сложных внутренних трений, мы возьмем ее лишь в развитии и росте тех лозунгов, которые чем дальше, тем больше господствуют в ее рядах, мы натолкнемся на несколько характерных этапов в развитии оппозиционной мысли.
|