Ибо начальство, чтобы выкрутиться -- свалитъ все на Аведисяна, и некому будетъ Аведисяна выручать, и сгниетъ Аведисянъ где-нибудь на Лесной Речке... Аведисянъ облизнется на мой проектъ, мечтательно посмотритъ въ окно на недоступное ему голубое небо, хотя и не кавказское, а только карельское, но все же небо, и скажетъ этакъ безнадежно: -- Полтора месяца? Хотя бы полтора дня... Но, товарищъ Солоневичъ, ничего изъ этого не выйдетъ... Не отпустятъ... Я знаю, его очень трудно вырвать. Безъ него начальству придется сызнова и съ новымъ человекомъ налаживать довольно сложную систему воровства. Хлопотливо и небезопасно... Но я скажу Аведисяну небрежно и уверенно: -- Ну, ужъ это вы, т. Аведисянъ, предоставьте мне. И я пойду къ Дорошенке, начальнику лагпункта. Здесь могутъ быть два основныхъ варианта: 1. Если начальникъ лагпункта человекъ умный и съ нюхомъ, то онъ отдастъ мне Аведисяна безъ всякихъ разговоровъ. Или, если съ Аведисяномъ будетъ действительно трудно, скажетъ мне: -- Знаете что, т. Солоневичъ, мне очень трудно отпустить {355} Аведисяна. Ну, вы знаете -- почему, вы человекъ бывалый... Пойдите лучше къ начальнику отделения т. Поккалну и поговорите съ нимъ... 2. Если онъ человекъ глупый и нюха не имеетъ, то онъ, выслушавъ столь фантастическую просьбу, пошлетъ меня къ чортовой матери, что ему очень дорого обойдется... Не потому, чтобы я былъ мстительнымъ, а потому, что въ моемъ нынешнемъ положении я вообще не могу позволить себе роскоши быть посланнымъ къ чортовой матери... А такъ какъ Дорошенко человекъ толковый и, кроме того, знаетъ о моемъ блате у Успенскаго, онъ вероятнее всего уступить мне безо всякихъ разговоровъ. Въ противномъ случае мне придется пойти къ Поккалну и повторить ему свою просьбу. Поккалнъ съ сокрушениемъ пожметъ плечами, протянетъ мне свой умилостивительный портсигаръ и скажетъ: -- Да, но вы знаете, т. Солоневичъ, какъ трудно оторвать Аведисяна отъ ларька, да еще на полтора месяца... -- Ну, конечно, знаю, т. Поккалнъ. Поэтому-то я и обратился къ вамъ. Вы же понимаете, насколько намъ политически важно провести нашу спартакиаду... Политически... Тутъ любой стремительно-начальственный разбегъ съ размаху сядетъ въ галошу... По-ли-ти-чески... Это пахнетъ такими никому непонятными вещами, какъ генеральной линией, коминтерномъ, интересами мировой революции и всяческимъ чортомъ въ ступе и, во всякомъ случае, -- "недооценкой", "притуплениемъ классовой бдительности", "хождениемъ на поводу у классоваго врага" и прочими вещами, еще менее понятными, но неприятными во всякомъ случае... Темъ более, что и Успенский говорилъ: "политическое значение"... Поккалнъ не понимаетъ ни черта, но Аведисяна дастъ. Въ томъ совершенно невероятномъ случае, если откажетъ и Поккалнъ, я пойду къ Успенскому и скажу ему, что Аведисянъ -- лучшее украшение будущей спартакиады, что онъ пробегаетъ стометровку въ 0,1 секунды, но что "по весьма понятнымъ соображениямъ" администрация лагпункта не хочетъ его отпустить. Успенскому все-таки будетъ спокойнее иметь настоящия, а не липовыя цифры спартакиады и, кроме того, Успенскому наплевать на то, съ какой степенью комфорта разворовывается лагерный сахаръ -- и Аведисяна я выцарапаю. Я могу такимъ же образомъ вытянуть раздатчика изъ столовой ИТР и многихъ другихъ лицъ... Даже предубежденный читатель пойметъ, что въ ларьковомъ сахаре я недостатка терпеть не буду, что ИТРовскихъ щей я буду хлебать, сколько въ меня влезетъ... И въ своемъ курорте я на всякий случай (напримеръ, срывъ побега изъ-за болезни -- мало ли что можетъ быть) я забронировалъ два десятка местъ, необходимыхъ мне исключительно для блата... Но я не буду безпокоить ни Дорошенки, ни Поккална, ни Аведисяна съ его сахаромъ. Все это мне не нужно... Это -- случай гипотетический и, такъ сказать, несостоявшийся... О случаяхъ, которые "состоялись" и которые дали намъ по {356} компасу, по паре сапогъ, по плащу, по пропуску и, главное, карту -- правда, паршивую, но все же карту -- я не могу говорить по причинамъ вполне понятнымъ. Но они развивались по канонамъ "гипотетическаго случая" съ Аведисяномъ... Ибо не только, скажемъ, кухонному раздатчику, но любому вохровцу и оперативнику перспектива полутора месяца на курорте гораздо приятнее того же срока, проведеннаго въ какихъ-нибудь засадахъ, заставахъ и обходахъ по топямъ, болотамъ и комарамъ... А вотъ вамъ случай не гипотетический : Я прохожу по корридору отделения и слышу грохочущий матъ Поккална и жалкий лепетъ оправдания, исходящий изъ устъ товарища Левина, моего начальника колонны. Мне ничего не нужно у Поккална, но мне нужно произвести должное впечатление на Левина. Поэтому я вхожу въ кабинетъ Поккална (о, конечно, безъ доклада и безъ очереди), бережно обхожу вытянувшагося въ струнку Левина, плотно усаживаюсь въ кресло у стола Поккална, закидываю ногу на ногу и осматриваю Левина сочувственно-покровительственнымъ взглядомъ: "И какъ это тебя, братецъ, такъ угораздило?"... Теперь несколько разъяснений: Я живу въ бараке № 15, и надо мной въ бараке существуетъ начальство: "статистикъ", староста барака и двое дневальныхъ, не говоря о "выборномъ" начальстве вроде, напримеръ, уполномоченнаго по борьбе съ прогулами, тройки по борьбе съ побегами, тройки по соревнованию и ударничеству и прочее.
|