Но пора, наконец, признать, что, поскольку мы не жертвуем нашими принципами, эта демаркационная линия неизбежна. Пора перестать назойливо протягивать руку тем, кто ее отвергает с презрением, и называть "нашими союзниками слева" тех, кто не хочет слышать о каком бы то ни было союзе с нами". К этим словам нам почти нечего прибавить. Князь Евгений Трубецкой аплодировал недавно мужеству г. Гучкова*259, требовавшего на либеральном съезде военного положения для Польши. Мы готовы аплодировать князю Трубецкому, который с превосходной ясностью высказывает то, что есть: Революция или контр-революция; пролетариат или "союз 17 октября"; палата соглашений или Учредительное Собрание; монархия или республика; дрессированная армия или народная милиция; министерская передняя или баррикада. "Начало" N 6,
19 ноября (2 декабря) 1905 г. ГОСПОДИН ПЕТР СТРУВЕ В ПОЛИТИКЕ*260
Вступление Этот памфлет направлен против лица; но это ни в коем случае не личный памфлет.
Мы взяли г. Петра Струве, как олицетворенную беспринципность в политике. Если б мы стали искать для нашей цели другой фигуры, мы бы нашли их много, - но более законченной, более стильной, более принципиально-выдержанной беспринципности мы бы не нашли. Политическая психология г. Струве - как она вырисовывается из его литературной деятельности - как бы персонифицирует беспринципность той политической идеи, которой он служит, и таким образом возводит эту последнюю в перл создания. Теоретическое миросозерцание г. Струве всегда находится в процессе непрерывного линяния, так что нередко начало статьи и конец ее относятся уже к двум философским формациям. Г. Струве совершенно лишен физической силы мысли, которая, даже при недостатке нравственной силы, гонит политического деятеля по определенному пути. С другой стороны, г. Струве не обладает и той нравственной упругостью, которая придает устойчивость общественной деятельности лица, наперекор шатаниям его мысли, гибкой, но неуверенной. При таких данных г. Струве избрал своей сферой политику. Сперва он вошел в социал-демократию. Но здесь все: верховенство одного и того же принципа классовой борьбы над теорией и практикой, резкая постановка политических вопросов, контроль международной социалистической мысли, - решительно все было для него невозможным и делало его невозможным. Отсюда он ходом вещей оказался извергнут. Он ушел в либерализм. Исторически-выморочный характер русского либерализма, его беспредметная тоска по теоретическому обоснованию, его беспредметная тоска по поступкам, его неспособность на инициативу, его отчужденность от рабочих масс, его трусливое стремление овладеть ими и его стремительная трусость перед ними, - все это создавало настоящую атмосферу для расцвета политической личности г. Струве. Но он бы не был самим собою, если б в его политических передвижениях можно было указать момент мужественной ликвидации прошлого. Г. Струве всегда примиряет что-нибудь с чем-нибудь: марксизм - с мальтузианством*261 и критической философией*262, социализм - с либерализмом, либерализм - с самодержавием, либерализм - с социализмом, либерализм - с революцией и, наконец, революцию - с монархией. Аргументация его при этом всегда такова, что он сам забывает ее через два дня. Житейская мудрость говорит, что лжец должен обладать хорошей памятью, чтобы не попадаться в против оречиях. В еще большей мере это относится к беспринципному политику. Если прочитать под ряд то, что г. Струве говорит в течение нескольких месяцев, даже нескольких недель, можно подумать, что он издевается над читателями. А между тем это только его беспринципность издевается над ним самим. Момент, когда пишутся эти строки - отлив революции и торжество реакции - создает благоприятную политическую акустику для либеральных Кассандр*263. Мы не сомневаемся, что события беспощадно раздавят эти голоса, как это уж было не раз, - и те группы демократической интеллигенции, которые как будто прислушиваются к ним сегодня, завтра просто забудут их, не утруждая себя над их опровержением. Это - основное психологическое свойство широких кругов интеллигенции, лишен ной объективной социальной связанности, общего теоретического критерия и... хорошей политической памяти: ее надежды качаются на волнах событий. Во время прилива "крайние" партии являются органом ее помыслов, во время отлива либеральные скептики формулируют ее разочарование. Сейчас она переживает период увядания. Верные нашему общему миросозерцанию, мы гораздо больше надеемся на дальнейшую критическую логику событий, чем на логическую критику нашего памфлета. Мы хотим лишь оказать этой надвигающейся объективной критике посильное содействие в деле закрепления ее уроков. Условия, при которых мы писали нашу работу, не позволяли нам располагать необходимым материалом: реставрацию недавнего прошлого приходилось воспроизводить по памяти. Это могло иметь только одно последствие: мы упустили целый ряд эпизодов, которые помогли бы нам несравненно ярче и детальнее охарактеризовать несравненную фигуру бывшего редактора "Освобождения", ныне редактора "Полярной Звезды"*264, одного из лидеров конституционно-демократической партии, советника министров, друга монархии, - господина Петра Струве в политике. I.
|