Мужчина презрительнымъ окомъ оглядываетъ нашу разнокалиберную, но въ общемъ довольно рваную шеренгу. Насъ -- человекъ тридцать. Одни отправляются чистить снегъ, другие рыть ямы для будущаго ледника чекистской столовой. Мрачный мужчина, распределивъ всю шеренгу, заявляетъ: -- А вотъ васъ двое, которые въ очкахъ, -- берите лопаты и айда за мной. Мы беремъ лопаты и идемъ. Мрачный мужчина широкими шагами перемахиваетъ черезъ кучи снега, сора, опилокъ, досокъ и чортъ его знаетъ, чего еще. Мы идемъ за нимъ. Я стараюсь сообразить, кто бы это могъ быть не по его нынешнему оффициальному положению, а по его прошлой жизни. Въ общемъ -- сильно похоже на кондоваго рабочаго, наследственнаго пролетария и прочее. А впрочемъ -- увидимъ... Пришли на одинъ изъ дворовъ, заваленный пиленымъ лесомъ: досками, брусками, балками, обрезками. Мрачный мужчина осмотрелъ все это испытующимъ окомъ и потомъ сказалъ: -- Ну, такъ вотъ, значитъ, что... Всю эту хреновину нужно разобрать такъ, чтобы доски къ доскамъ, бруски къ брускамъ... Въ штабели, какъ полагается. Я осмотрелъ все это столпотворение еще более испытующимъ окомъ: -- Тутъ на десять человекъ работы на месяцъ будетъ. "Комендантъ" презрительно пожалъ плечами. -- А вамъ что? Сроку не хватитъ? Летъ десять, небось, имеется? -- Десять не десять, а восемь есть. -- Ну, вотъ... И складайте себе. А какъ пошабашите -- приходите ко мне -- рабочее сведение дамъ... Шабашить -- въ четыре часа. Только что прибыли? -- Да. -- Ну, такъ вотъ, значитъ, и складайте. Только -- жилъ изъ себя тянуть -- никакого расчету нетъ. Всехъ делъ не переделаешь, а сроку хватитъ... "Комендантъ" повернулся и ушелъ. Мы съ Юрой спланировали {255} нашу работу и начали потихоньку перекладывать доски, бревна и прочее. Тутъ только я понялъ, до чего я ослабь физически. После часа этой, въ сущности, очень неторопливой работы -- уже еле ноги двигались. Погода прояснилась. Мы уселись на доскахъ на солнце, достали изъ кармановъ по куску хлеба и позавтракали такъ, какъ завтракаютъ и обедаютъ и въ лагеряхъ, и въ России вообще, тщательно прожевывая каждую драгоценную крошку и подбирая упавшия крошки съ досокъ и съ полъ бушлата. Потомъ -- посидели и поговорили о массе вещей. Потомъ снова взялись за работу. Такъ незаметно и прошло время. Въ четыре часа мы отправились въ комендатуру за "рабочими сведениями". "Рабочия сведения" -- это нечто вроде квитанции, на которой "работодатель" отмечаетъ, что такой-то заключенный работалъ столько-то времени и выполнилъ такой-то процентъ нормы. Мрачный мужчина сиделъ за столикомъ и съ кемъ-то говорилъ по телефону. Мы подождали. Повесивъ трубку, онъ спросилъ мою фамилию. Я сказалъ. Онъ записалъ, поставилъ какую-то "норму" и спросилъ Юру. Юра сказалъ. "Комендантъ" поднялъ на насъ свои очи: -- Что -- родственники? Я объяснилъ. -- Эге, -- сказалъ комендантъ. -- Заворочено здорово. Чтобы и семени на воле не осталось. Онъ протянулъ заполненную бумажку. Юра взялъ ее, и мы вышли на дворъ. На дворе Юра посмотрелъ на бумажку и сделалъ индейское антраша -- отголоски техъ индейскихъ танцевъ, которые онъ въ особо торжественныхъ случаяхъ своей жизни выполнялъ летъ семь тому назадъ. -- Смотри. Я посмотрелъ. На бумажке стояло: -- Солоневичъ Иванъ. 8 часовъ. 135%. -- Солоневичъ Юрии. 8 часовъ. 135%. Это означало, что мы выполнили по 135 процентовъ какой-то неизвестной намъ нормы и поэтому имеемъ право на получение сверхударнаго обеда и сверхударнаго пайка размеромъ въ 1100 граммъ хлеба. Тысяча сто граммъ хлеба это, конечно, былъ капиталъ. Но еще большимъ капиталомъ было ощущение, что даже лагерный светъ -- не безъ добрыхъ людей... РАЗГАДКА СТА ТРИДЦАТИ ПЯТИ ПРОЦЕНТОВЪ Наша бригада нестройной и рваной толпой вяло шествовала "домой" на третий лагпунктъ. Шествовали и мы съ Юрой. Все-таки очень устали, хотя и наработали не Богъ знаетъ сколько. Рабочия сведения съ отметкой о ста тридцати пяти процентахъ выработки лежали у меня въ кармане и вызывали некоторое недоумение: съ чего бы это? Здесь, въ Медгоре, мы очутились на самыхъ низахъ {256} социальной лестницы лагеря. Мы были окружены и придавлены неисчислимымъ количествомъ всяческаго начальства, которое было поставлено надъ нами съ преимущественной целью -- выколотить изъ насъ возможно большее количество коммунистической прибавочной стоимости. А коммунистическая прибавочная стоимость -- вещь гораздо более серьезная, чемъ та, капиталистическая, которую въ свое время столь наивно разоблачалъ Марксъ. Здесь выколачиваютъ все, до костей. Основныя функции выколачивания лежатъ на всехъ "работодателяхъ", то-есть, въ данномъ случае, на всехъ, кто подписывалъ намъ эти рабочия сведения. Проработавъ восемь часовъ на перекладке досокъ и бревенъ, мы ощутили съ достаточной ясностью: при существующемъ уровне питания и тренированности мы не то что ста тридцати пяти, а пожалуй, и тридцати пяти процентовъ не выработаемъ.
|