-- Такъ какая же онъ рабочая молодежь? Тоже вроде Кореневскаго: у Хлебникова отецъ -- большой коммунистъ, Хлебниковъ видитъ, что Сталинъ партию тащитъ въ болото, хочетъ устроить советский строй только, такъ сказать, пожиже -- техъ же щей да пожиже влей. Ну, да я знаю, онъ тоже противъ партийной диктатуры -- разговоръ одинъ!.. Что теперь нужно? Нужно крестьянину свободную землю, рабочему свободный профсоюзъ. Все равно, если я токарь, такъ я заводомъ управлять не буду. Кто будетъ управлять? А чортъ съ нимъ, кто -- лишь бы не партия. И при капиталисте -- хуже не будетъ, теперь ужъ это всякий дуракъ понимаетъ. У насъ на Магнитку навезли немецкихъ рабочихъ -- изъ безработныхъ тамъ набирали... Елки зеленыя, -- Черновъ даже приподнялся на локте, -- костюмчики, чемоданчики, граммофончики, отдельное снабжение, а работаютъ, ей-Богу, хуже нашего: нашему такую кормежку -- такъ онъ любого немца обставитъ. Что, не обставитъ? Я согласился, что обставитъ -- действительно обставляли: въ данныхъ условияхъ иностранные рабочие работали въ среднемъ хуже русскихъ... -- Ну, мы отъ нихъ кое-что разузнали... Вотъ тебе и капитализмъ! Вотъ тебе и кризисъ! Такъ это -- Германия, есть тамъ нечего и фабричное производство некуда девать. А у насъ?.. Да, хозяинъ нуженъ... Вы говорите, монархия? Что-жъ, и о монархии можно поговорить, не думаю, что-бъ изъ этого что-нибудь вышло. Знаете, пока царь былъ Божьей милостью -- было другое дело. А теперь на Божьей милости далеко не уедешь... Нетъ, я лично ничего противъ монархии не имею, но все это сейчасъ совсемъ не актуально. Что актуально? А чтобы и у каждаго рабочаго, и у каждаго мужика по винтовочке дома висело. Вотъ это конституция. А тамъ -- монархия, президентъ ли -- дело шестнадцатое. Стойте, кто-то тамъ хруститъ. Изъ за кустовъ вышло два вохровца. Одинъ сталъ въ сторонке, съ винтовкой на изготовку, другой мрачно подошелъ къ намъ. -- Документы, прошу. Мы достали наши пропуска. На мой -- вохровецъ такъ и не посмотрелъ: "ну, васъ-то мы и такъ знаемъ" -- это было лестно и очень удобно. На пропускъ Чернова онъ взглянулъ тоже только мелькомъ. -- А на какого вамъ чорта пропуска спрашивать? -- интимно-дружественнымъ тономъ спросилъ я. -- Сами видите, сидятъ люди среди белаго дня, рыбу жарятъ. Вохровецъ посмотрелъ на меня раздраженно. -- А вы знаете, бываетъ такъ: вотъ сидитъ такой, вотъ не спрошу у него пропуска, а онъ: а ну, товарищъ вохровецъ, ваше удостоверение. А почему вы у меня пропуска не спросили? -- вотъ тебе и месяцъ въ ШИЗО. -- Житье-то у васъ -- тоже не такъ, чтобы очень, -- сказалъ Черновъ. {381} -- Отъ такого житья къ ... матери внизъ головой, вотъ что, -- свирепо ляпнулъ вохровецъ. -- Только темъ и живемъ, что другъ друга караулимъ... Вотъ: оборвалъ накомарникъ объ сучья, другого не даютъ -- рожа въ арбузъ распухла. Лицо у вохровца было действительно опухшее, какъ отъ водянки. Второй вохровецъ опустилъ свою винтовку и подошелъ къ костру: -- Треплешь ты языкомъ, чучело, охъ, и сядешь же... -- Знаю я, передъ кемъ трепать, передъ кемъ не трепать, народъ образованный. Можно посидеть? Вохровецъ забрался въ струю дыма отъ костра: хоть подкоптиться малость, совсемъ комарье заело -- хуже революции... Второй вохровецъ посмотрелъ неодобрительно на своего товарища и тревожно -- на насъ. Черновъ невесело усмехнулся... -- А вдругъ, значитъ, мы съ товарищемъ пойдемъ и заявимъ: ходилъ-де вотъ такой патруль и контръ-революционные разговоры разводилъ. -- Никакихъ разговоровъ я не развожу, -- сказалъ второй вохровецъ. -- А что -- не бываетъ такъ? -- Бываетъ, -- согласился Черновъ. -- Бываетъ. -- Ну и хренъ съ нимъ. Такъ жить -- совсемъ отъ разговора отвыкнешь -- только и будемъ коровами мычать. -- Вохровецъ былъ изъеденъ комарами, его руки распухли такъ же, какъ и его лицо, и настроение у него было крайне оппозиционное. -- Оч-чень приятно: ходишь какъ баранъ по лесу: опухши, не спамши, а вотъ товарищъ сидитъ и думаетъ, вотъ сволочи, тюремщики. -- Да, такъ оно и выходитъ, -- сказалъ Черновъ. -- А я разве говорю, что не такъ? Конечно, такъ. Такъ оно и выходитъ: ты меня караулишь, а я тебя караулю. Темъ и занимаемся. А пахать, извините, некому. Вотъ тебе и весь сказъ. -- Васъ за что посадили? -- спросилъ я вохровца. -- За любопытство характера. Былъ въ красной армии, спросилъ командира -- какъ же это такъ: царство трудящихся, а нашу деревню -- всю подъ метелку къ чертовой матери... Кто передохъ, кого такъ выселили. Такъ я спрашиваю -- за какое царство трудящихся мы драться-то будемъ , товарищъ командиръ? Второй вохровецъ аккуратно положилъ винтовку рядомъ съ собой и вороватымъ взглядомъ осмотрелъ прилегающие кусты: нетъ ли тамъ кого... -- Вотъ и здесь договоришься ты, -- еще разъ сказалъ онъ. Первый вохровецъ презрительно посмотрелъ на него сквозь опухшия щелочки глазъ и не ответилъ ничего .
|