Товарищъ Видеманъ кому-то изъ своихъ корешковъ намекнетъ на то, что этого лесовода никуда выпускать не следуетъ, и корешокъ, въ чаянии ответной услуги отъ Видемана, постарается Андрея Ивановича "сгноить на корню". Я на мгновение попытался представить себе психологию и переживания Андрея Ивановича. Ну, вотъ, мы съ Юрой -- тоже въ лагере. Но у насъ все это такъ просто: мы просто въ плену у обезьянъ. А Андрей Ивановичъ? Разве, сидя въ тюрьмахъ царскаго режима и плетя паутину будущей революции, -- разве о такой жизни мечталъ онъ для человечества и для себя? Разве для этого шелъ онъ въ ученики Ленину? Юра подбежалъ къ Надежде Константиновне и сталъ ее утешать -- неуклюже, нелепо, неумело, -- но какимъ-то таинственнымъ образомъ это утешение подействовало на Надежду Константиновну. Она схватила Юрину руку, какъ бы въ этой руке, руке юноши-каторжника, ища какой-то поддержки, и продолжала рыдать, но не такъ ужъ безнадежно, хотя -- какая надежда оставалась ей? Я сиделъ и молчалъ. Я ничего не могъ сказать и ничемъ не могъ утешить, ибо впереди ни ей, ни Андрею Ивановичу никакого утешения не было. Здесь, въ этой комнатушке, была бита последняя ставка, последняя карта революционныхъ иллюзий Андрея Ивановича и семейныхъ -- Надежды Константиновны... Въ июне того же года, объезжая заброшенные лесные пункты Повенецкаго отделения, я встретился съ Андреемъ Ивановичемъ. Онъ постарался меня не узнать. Но я все же подошелъ къ нему и спросилъ о здоровьи Надежды Константиновны. Андрей Ивановичъ посмотрелъ на меня глазами, въ которыхъ уже ничего не было, кроме огромной пустоты и горечи, потомъ подумалъ, какъ бы соображая, стоитъ ли отвечать или не стоитъ, и потомъ сказалъ: -- Приказала, какъ говорится, долго жить. Больше я ни о чемъ не спрашивалъ. {223} -------- СВИРЬЛАГЪ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ КВАРТАЛЪ Изъ ББКовскаго ликвидкома я былъ временно переброшенъ въ штабъ Подпорожскаго отделения Свирьлага. Штабъ этотъ находился рядомъ, въ томъ же селе, въ просторной и чистой квартире бывшаго начальника подпорожскаго отделения ББК. Меня назначили экономистомъ-плановикомъ, съ совершенно невразумительными функциями и обязанностями. Каждое уважающее себя советское заведение имеетъ обязательно свой плановый отделъ, никогда этотъ отделъ толкомъ не знаетъ, что ему надо делать, но такъ какъ советское хозяйство есть плановое хозяйство, то все эти отделы весьма напряженно занимаются переливаниемъ изъ пустого въ порожнее. Этой деятельностью предстояло заняться и мне. Съ темъ только осложнениемъ, что плановаго отдела еще не было и нужно было создавать его заново -- чтобы, такъ сказать, лагерь не отставалъ отъ темповъ социалистическаго строительства въ стране и чтобы все было, "какъ у людей". Планировать же совершенно было нечего, ибо лагерь, какъ опять же всякое советское хозяйство, былъ построенъ на такомъ хозяйственномъ песке, котораго заранее никакъ не учтешь. Сегодня изъ лагеря -- помимо, конечно, всякихъ "планирующихъ организаций" -- заберутъ пять или десять тысячъ мужиковъ. Завтра пришлютъ две или три тысячи уголовниковъ. Сегодня доставятъ хлебъ -- завтра хлеба не доставятъ. Сегодня -- небольшой морозецъ, следовательно, даже полураздетые свирьлаговцы кое-какъ могутъ ковыряться въ лесу, а дохлыя лошади -- кое-какъ вытаскивать баланы. Если завтра будетъ морозъ, то полураздетые или -- если хотите -- полуголые люди ничего нарубить не смогутъ. Если будетъ оттепель -- то по размокшей дороге наши дохлыя клячи не вывезутъ ни одного воза. Вчера я сиделъ въ ликвидкоме этакой немудрящей завпишмашечкой, сегодня я -- начальникъ несуществующаго плановаго отдела, а завтра я, можетъ быть, буду въ лесу дрова рубить. Вотъ и планируй тутъ. Свою "деятельность" я началъ съ ознакомления со свирьлаговскими условиями -- это всегда пригодится. Оказалось, что Свирьлагъ занять почти исключительно заготовкой дровъ, а отчасти и строевого леса для Ленинграда и, повидимому, и для экспорта. Чтобы отъ этого леса не шелъ слишкомъ дурной запахъ -- лесъ передавался разнаго рода декоративнымъ организациямъ, вроде Севзаплеса, Кооплеса и прочихъ -- и уже отъ ихъ имени шелъ въ Ленинградъ. {224} Въ Свирьлаге находилось около 70.000 заключенныхъ съ почти ежедневными колебаниями въ 5-10 тысячъ въ ту или иную сторону. Интеллигенции въ немъ оказалось еще меньше, чемъ въ ББК -- всего около 2,5%, рабочихъ гораздо больше -- 22% (вероятно, сказывалась близость Ленинграда), урокъ -- меньше -- 12%. Остальные -- все те же мужики, преимущественно сибирские. Свирьлагъ былъ нищимъ лагеремъ, даже по сравнению съ ББК. Нормы снабжения были урезаны до последней степени возможности, до пределовъ клиническаго голодания всей лагерной массы.
|